Вилла «Грусть»

Она опустилась со мной на ступеньки и взяла меня за руку.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила она.

— Да нет. Это так просто… Очень просто, очень просто… Мы едем в Америку.

Она придирчиво оглядела свои туфельки на каблуках, чмокнула меня в щеку и попросила, чтобы я потом ей все объяснил. А сейчас уже девять, и Мейнт, наверное, ждет нас у поворота на Верье-дю-Лак.

На Марне бывают такие ресторанчики прямо на понтонах с решетчатыми ограждениями, вдоль которых расставлены кадки с деревцами и цветочные горшки. Здесь всегда ужинают при свечах. Рене сидел за столиком у самой воды.

Он был в легком бежевом костюме. Он помахал нам рукой. С ним рядом сидел молодой человек, Мейнт нам представил его, но я позабыл его имя. Мы сели напротив них.

— Как здесь славно! — заметил я, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Да, неплохо, — кивнул Рене, — это всеобщее излюбленное место встреч.

— С каких пор? — спросила Ивонна.

— С давних пор, моя дорогая.

Она взглянула на меня и снова рассмеялась:

— Ты знаешь, что мне предлагает Виктор? — спросила она. — Он предлагает уехать с ним в Америку.

— В Америку? — Мейнт явно был в замешательстве. — Чушь какая-то.

— Да, — подтвердил я, — в Америку.

Он недоверчиво усмехнулся. Эти слова для него ничего не значили.

Он обернулся к своему другу:

— Ну как, ты отдохнул?

Тот кивнул.

— Теперь обязательно поешь.

Он разговаривал с ним, как с ребенком, хотя этот мальчик со светлыми короткими волосами, лицом ангельской красоты и атлетическим сложением был явно старше меня.

Рене объяснил, что его друг сегодня участвовал в конкурсе «Самый красивый атлет Франции», проходившем в здании казино, и получил всего лишь третье место среди юниоров. Тот провел рукой по волосам и сказал, обращаясь ко мне:

— Да ладно, мне просто не повезло.

Я в первый раз услышал его голос и заметил, что глаза у него сиреневато-голубые. До сих пор помню его лицо с выражением детской обиды. Мейнт положил ему на тарелку сырых овощей. А он доверчиво жаловался нам с Ивонной:

— Какие гады эти судьи… я должен был получить самый высокий балл за показательное выступление.

— Помолчи и ешь, — ласково сказал Мейнт.

От нас было видно, как в городе зажигаются огни, а если приглядеться, то на том берегу можно было различить мерцающие огоньки-окна «Святой Розы». В ту ночь фасады казино и «Спортинга» были ярко освещены. В озере отражались красные и зеленые огни. Что-то оглушительно выкрикивал громкоговоритель, но слов отсюда все равно нельзя было разобрать. Кажется, там устраивали представление «Звук и свет». Я читал в местной газете, что специально приехавший актер «Комеди Франсез», должно быть, Марша, прочтет по этому случаю «Озеро» Альфонса Ламартина. Наверное, это его голос в громкоговорителе иногда долетал до нас.

— Надо было остаться в городе и посмотреть, — сказал Мейнт. — Обожаю такие представления. А ты? — обратился он к своему другу.

— Не знаю, — ответил тот, вконец расстроенный.

— Так давайте сейчас отправимся туда, — предложила Ивонна с улыбкой.

— Нет, — сказал Мейнт. — Сегодня ночью я должен быть в Женеве.

Зачем? С кем ему назначал встречи в «Бельвю» и в павильоне «Ароза» через меня Анри Кюстикер? «Когда-нибудь, — думал я, — он не вернется оттуда». Женева на вид такая стерильная, а внутри гнилая. Лживый город. Проходной двор.

— Я пробуду там три-четыре дня. Когда вернусь, позвоню вам.

— Но мы же прямо сейчас уезжаем в Америку! — заявила Ивонна.

И засмеялась. Я не мог понять, почему мой план ей кажется смешным. Меня захлестнула глухая ярость.

— Мне осточертела эта Франция, — сказал я тоном, не терпящим возражений.

— Мне тоже, — отозвался приятель Мейнта с резкостью, никак не вязавшейся с его прежней застенчивостью и грустью.

После его заявления обстановка стала более непринужденной.

Мейнт заказал вина. На понтоне остались одни мы. Издалека до нас доносились обрывки мелодий из громкоговорителя.

— Ага, — сказал Мейнт, — вот и городской духовой оркестр. Он будет играть в продолжение всего спектакля. — Он обернулся к нам. — Что вы делаете сегодня вечером?

— Соберем чемоданы перед отъездом в Америку, — сухо ответил я.

Ивонна опять с беспокойством взглянула на меня.

— Далась ему эта Америка! — рассердился Мейнт. — Что же, вы меня одного здесь оставите?

— Да нет, — смутился я.

Мы все четверо чокнулись просто так, без всякого повода, по предложению Мейнта. Его приятель слабо улыбался, и в его глазах на миг блеснула радость.

Ивонна держала меня за руку. Официанты уже сдвигали столы. Вот и все, что я помню о нашем последнем ужине.

Она покорно выслушала меня, хотя и нахмурилась. Она лежала на диване в старом шелковом халате в красный горошек. Я рассказывал ей все последовательно: про пароход Трансатлантической компании, про двоюродную сестру Беллу Дарви, про Америку, к берегам которой мы отплывем через несколько дней. По мере того как я говорил, мне казалось, что земля обетованная становится все ближе и ближе, просто рукой подать. Не ее ли огни видны на том берегу озера?