Вилла Гутенбрунн

«Да что это я так переживаю, точно он уже предложил мне бежать и тайно обвенчаться!» — одернула себя Люси, будучи не в силах сдержать смех. И правда, к чему строить планы? Важно, что он сказал ей: «Люсинда», а все остальное — остальное решится потом.

* * *

А назавтра Люсинда стояла в просторной приемной госпиталя, и сестра — уже другая, пожилая, уверенная в себе — смотрела на нее с искренним состраданием. Когда Люси, тревожно-счастливая, одетая в лучшее свое платье и изящные ботинки, появилась на пороге и попросила проводить ее к Михаэлю, сестра внимательно вгляделась в ее лицо и предложила присесть. Затем она вышла, но вскоре вернулась; в ее руках был стаканчик с каким-то питьем. Люсинда осталась стоять. Сердце заколотилось от испуга, к горлу подступила тошнота… И потом до нее донеслись слова, глухо, точно сквозь вату. Михаэлю ночью стало намного хуже, он задыхался, бредил, потом у него пошла горлом кровь — и утром он скончался.

— Выпейте, фройляйн, — мягко повторяла сестра, поднося к ее губам стаканчик. — Выпейте, вы слишком взволнованы.

Люсинда почти не сознавала, что происходит вокруг — лишь понимала, что полулежит в кресле, а Кэт сидит рядом на корточках и крепко-крепко сжимает ее руки. Над ней раздавался сочувственно-ворчливый голос доктора, ласковые увещевания медсестры. Но она не понимала ни слова из того, что ей говорили. Зачем они вообще что-то говорят?!

Она сама убила Михаэля — это так же верно, как если бы она навела на него револьвер и спустила курок! Она, Люсинда, из глупой гордости и тщеславия потащила его вчера в розарий, а потом заставила морозным и ветреным днем ходить с ней по городу, наслаждаясь его унижением! Еще и радовалась, видя, что ему худо! Самым ужасным и несправедливым ей казалось, что судьба, так жестко поступившая, не дала им даже одного дня времени. Будь у нее хотя бы день, просто один день… Да лучше бы она вчера прямо сказала Михаэлю о своих чувствах, извинилась бы за то, как вела себя с ним! Он бы, возможно, простил ее перед смертью… А если бы простил, разве было бы ей легче сейчас?

Люсинда не заплакала, не закричала, не упала в обморок. Кэт поглядывала на нее с беспокойством, но все попытки заговорить с ней Люсинда пресекала. Она не отсылала Кэт — та слишком тревожилась за нее — но не могла ни говорить, ни шевелиться. Много часов подряд Люсинда стояла у окна, выходившего на парк Доблхофф, и до боли в глазах вглядывалась в его очертания, окутанные белой дымкой. И даже когда на город спустилась ночь, она продолжала неподвижно стоять и смотреть. Снизу доносились веселые звуки рождественских гимнов.

* * *

Господин Франц очень не хотел показывать мисс Уолтер комнату Михаэля. Ну, мыслимое ли дело — благородной утонченной леди переступать порог каморки, которую занимал бывший шофер? Но Люсинда настояла на своем, и управляющий виллой, скрепя сердце, провел ее по коридору к черной лестнице. Здесь, под лестницей, виднелась низкая неприметная дверь; Люсинда оглянулась на господина Франца и Кэт.

— Вы оба можете быть свободны. Я хочу войти туда одна.

— Но, мисс Люси… Стоит ли вам…

— Вы можете быть свободны, — повторила Люсинда таким ледяным тоном, что Кэт и управляющий сразу же ретировались.

Комната Михаэля напомнила ей монашескую келью, настолько просто и аскетично она была обставлена. Узкая кровать, некрашеный стол, стул с прямой спинкой, небольшая железная печурка, рассохшийся шкаф — в нем, помимо форменной одежды, находился лишь скромный серый костюм да несколько перемен белья. На столе и стенах не было ни единого портрета или фотографии; она увидела старые потрепанные книги на немецком, вероятно, купленные у букинистов, да отдельной кипой лежали ноты. Люси перебрала их: она узнала произведения Моцарта, Баха, Генделя, Скарлатти. На самом верху лежала «Апассионата» Бетховена, которую Михаэль играл тем вечером в холле… Люсинда закрыла лицо руками, стараясь не разрыдаться. С того момента, как она узнала о смерти Михаэля, она еще не пролила ни слезинки, и вот…

Люсинда на минуту присела за стол, попытавшись представить себе, как Михаэль сидел здесь одинокими вечерами… Чем он мог заниматься? Читал, молился, просто замирал в задумчивости? Он ведь так и остался для нее закрытой книгой — а спросить не у кого. Она машинально выдвинула маленький ящик стола, не надеясь ничего там найти…

Но в ящике лежало письмо в запечатанном конверте. Люсинда подержала его в руках; у нее мелькнула было мысль вскрыть конверт, но она тут же устыдилась сама себя и отложила письмо в сторону. Она даже не стала разглядывать неразборчиво написанный адрес… В конце концов, у нее нет никакого права на личные тайны Михаэля и ее не касается, кому он писал накануне смерти. Она сегодня же прикажет Кэт отправить письмо; единственное, что она теперь может сделать для Михаэля — это позаботиться, чтобы его последняя весточка достигла адресата.