Вилла “Инкогнито” (Villa Incognito)

Когда-то, когда Михо собирала вещи, намереваясь покинуть монастырь, настоятель зашел к ней попрощаться. Он посмотрел на нее пристально и сказал:

– Помни, оно есть оно, и ты есть оно, и ошибки быть не может.

Она не совсем поняла, что значат его слова. И вообще не была уверена, что они что-то значат. Может, это была очередная буддийская заумь, рассчитанная на то, чтобы обуздать вольный разум. Тем не менее эти слова действовали на нее умиротворяюще, придавали гибкость и силу, и она резво пробиралась между скалами и спускалась с крутых склонов, шепча их себе и наслаждаясь их звучанием:

«Оно есть оно.

Ты есть оно.

Ошибки быть не может».

На нёбе у Казу созрел нарыв. Помня о своем обещании, она его не трогала, даже языком. Но иногда повизгивала от боли. Михо, решив, что девочка капризничает, потому что хочет спать и устала сидеть в корзине, как могла ее утешала. Старалась не трясти. Пела колыбельные.

Так и брели мать с дочерью сквозь тьму. Без отдыха. Без сожалений. Шли вперед и вперед, к тому, что их ожидало. Но разок Михо все-таки остановилась. Откуда-то сверху, с гор, они с Казу – которая тут же перестала хныкать – услышали знакомый звук, слабое ритмичное эхо чьей-то безымянной, безудержной радости.

Пла-бонга. Пла-бонга. Пла-бонга.

Часть II – Глава 1

Она была из тех женщин, что находят очарование в смене времен года.

Сестра ее была и того хуже. Та находила сексапильными клоунов.

– Ну разве не прелестно, разве не восхитительно, – умилялась Бутси, – как потихонечку укорачиваются дни, и воздух легонько целует тебя – но уже поцелуем осени.

Пру фыркала. Пру пожимала плечами. То, что сестра приписывала оскуляторные качества времени года, для которого характерны увядание и гниение, она считала хрестоматийным примером метафорических излишеств. Теперь, когда купальник больше не делал ее привлекательной, Пру было плевать, сколько длится лето. Конец анемичного сиэтлского лета – с поцелуем осени или без оного (стоял всего лишь август) – для Пру имел значение только потому, что возрастала вероятность скорого появления в городе одной, а то и двух цирковых трупп.

И в самом деле, не прошло и двух недель, как об этом было объявлено. Сестры по обыкновению вместе смотрели шестичасовые новости, и тут дали рекламу так называемого «Всем шоу шоу», которым, как сообщил закадровый голос, должна была открыться через десять дней Главная арена.

На экране замелькали звери, булавы, артисты в расшитых блестками костюмах, и все это под безудержный аккомпанемент духового оркестра. Камера замерла на обольстительной азиатской красотке в бриджах и черных замшевых ботфортах. Женщина, манерно поводя глазками, нарочито угрожающе щелкала хлыстом, а за ней полукругом стояли на желто-красных тумбах семеро забавных, мультяшного вида зверьков. Невысокие, с метр ростом зверьки с вытянутыми мордочками не сводили глазок-бусинок со своей повелительницы, готовые по первому ее приказу продемонстрировать свое искусство. Двое аж приплясывали на месте.

– Впервые на североамериканском континенте, – вещал за кадром шпрехшталмейстер, – уникальная, невиданная труппа, экзотический ансамбль редчайших животных: несравненные акробаты тануки из джунглей Юго-Восточной Азии, таинственные и загадочные существа, которых поймала, приручила и обучила презабавнейшим и захватывающим дух трюкам несравненная искательница приключений мадам Ко.

– Бог ты мой, – воскликнула Бутси, – ну и миляги!

– Какие-то они туповатые, – сказала Пру.

По правде говоря, Пру почувствовала в танаках (она плохо расслышала название) странную притягательность, однако так расстроилась из-за того, что за тридцати-секундную рекламу только разок мелькнули красный нос, белые щеки, гофрированный воротник и широкие панталоны, что не расположена была ими восхищаться. Как только реклама закончилась, она в легком раздражении встала и направилась на кухню за стаканом томатного сока. Разумеется, на самом представлении в клоунах недостатка не будет, но все-таки…

– А что это у них между ног висело? – спросила Бутси, когда Пру вышла. – Уж не…

– Точно нет. Такого быть не может.

Пру решила, что сок из банки можно облагородить несколькими каплями лимонного сока. Она полезла в овощной ящик холодильника, и тут Бутси заорала из гостиной:

– Пру! Скорее! Беги сюда!

Бутси звала так настойчиво, что ее младшая сестра захлопнула дверцу холодильника и нехотя поспешила в гостиную. «Ну что еще», – подумала Пру. Томатный сок она с собой не прихватила.

– Погляди-ка на этого священника, – сказала Бутси, показывая на экран, где мужчину в сутане вели в наручниках по залу прилета, какие бывают обычно в аэропортах тропических стран третьего мира.

Пру не успела хорошенько вглядеться, как на экране возникла картонная коробка, наполненная полиэтиленовыми пакетиками с бежевым порошком. Так же внезапно камера вернулась к мужчине в наручниках, которого теперь запихивали в джип, похоже – американской военной полиции.