Вилла “Инкогнито” (Villa Incognito)

Далее она с нежностью вспоминала о времени, проведенном с ним, и слова так изящно шли одно за другим, словно кто-нибудь из Пхомов вышагивал по канату, отделяющему духовное от эротического. Завершалось письмо так:

Те замечательные вещи, которым ты меня научил (за исключением замечательного сам знаешь чего), кому-то могут показаться отрицающими мудрость, полученную мной от предков, но я благодарна тебе за твои уроки. К незнанию может прийти лишь тот, у кого есть знание. Чем ярче сияет знание, тем покойнее тишина конечного незнания. Так, опрокинутый чан, некогда наполненный до краев, кажется куда более пустым, чем чан, в котором молока никогда и не было. Спасибо, что наполнил мое ведерко.

* * *

Помещение – ни театром, ни клубом его назвать нельзя, уж слишком оно было тесным, – располагалось над баром, вела туда шаткая плохо освещенная лестница. Сам бар был из разряда сомнительных, куда захаживают лишь сутенеры да рикши. В театре же (все-таки назовем его так, ибо там имелся крохотный бамбуковый помост, выполнявший роль сцены) присутствовал налет некоторой изысканности, поскольку все, что только можно, было задрапировано кроваво-красным шелком. В зале стояла дюжина столиков с железными стульями, и это создавало атмосферу (усугубленную отсутствием кондиционеров и вентиляторов) кафе-мороженого на главной улице ада.

На сцене стояла клетка, накрытая чем-то вроде льняной скатерти. Справа от клетки лежал замызганный матрац, а рядом сидела на стуле простоватого вида пухленькая тайка в свободном халатике. Она сидела спокойно, прикрыв глаза, а в клетке что-то непрерывно шевелилось, оттуда доносилось урчание и хрюканье, словно ее обитателю не терпелось употребить то… то, что было ему обещано.

Полковник Томас и сержант Кентербери уселись подальше от сцены. Сержант был возбужден – видать, переживал, что упустил Дерна Фоли, – но полковник, похоже, выбросил это из головы. Если его что и огорчало, так это цена здешнего пива.

Большинство столиков было занято японцами в деловых костюмах. Они пили отвратительное тайское виски, болтали, хихикали и непрерывно щелкали фотоаппаратами. Исключение составлял лишь соседний с американцами столик. Там сидела дама азиатской внешности в нефритово-зеленом платье с высоким воротником. Она сидела одна, погруженная в собственные мысли, и пила «колу». Только глаза у нее странно блестели. Полковник Томас уставился на нее.

– Видишь женщину, – шепнул он Кентербери, – за соседним столиком?

– Да, сэр.

– Она из цирка, что выступал в Сан-Франциско. В представлениях она не участвовала, но я видел ее по телевизору, в рекламе. Это ее был номер с тануки, тот, который испоганила пьяная в стельку клоунесса. Ставлю причитающуюся мне пенсию, это она. – Томас не дослужился бы в разведке до такого высокого чина, если бы не был наблюдательным. – Смотри, на ней черные сапоги. Может, она набирает команду для нового номера. Ну и ну!

Томас, нимало не смущаясь, наклонился к женщине и собрался вступить с ней в беседу. Но не успел он открыть рот, как случились две вещи: убавили свет, что означало начало представления, и у Томаса в кармане зазвонил спутниковый телефон.

Томас чуть было его не отключил. С клетки убрали покрывало, девушка снимала халат, а женщина, к которой он намеревался обратиться, улыбнулась ему. Вот ведь дурацкое стечение обстоятельств. Вот она, ирония судьбы. Но в конце концов в Томасе возобладало пошатнувшееся в последнее время чувство долга.

– Слушаю!

Окажись это Мэйфлауэр, он бы дьявольски разозлился.

– Полковник Томас? Сэр, вы слышали новости? – раздался дрожащий голос лейтенанта Дженкса.

– Какие такие новости?

До этого мгновения Кентербери бы поклялся причитающейся ему пенсией, что черный человек побледнеть не может.

– Вставайте, сержант, – резко бросил Томас. – Мы уходим.

Сержант вскочил и с надеждой спросил:

– Фоли?

– Да пошел он к черту! Какие-то гады протаранили в Нью-Йорке небоскреб. Террористы. Полный кошмар!

Когда они мчались вниз по лестнице, до них донеслись странные звуки вроде пла-бонга, пла-бонга. А барабанов на сцене, кажется, не было.

* * *

Служащие почтового отделения «Куин Энн» в Сиэтле утром во вторник никак не могли сосредоточиться. Но посетители не жаловались, поскольку сами были потрясены новостями. Радио в углу зала не умолкало. Слезы текли из глаз не одной Бутси Фоли, хотя у нее слез, пожалуй, было больше, чем у остальных.

Но в обеденный перерыв Бутси не пошла вместе с коллегами в кафе, где по телевизору снова и снова показывали, как самолеты-смертники врезаются в башни-близнецы. Нет, она отправилась на поиски Пру, которая не отвечала на звонки по сотовому и сама не звонила.