Вилла мертвого доктора

Обыватель что считает? Раз это звезды, они просто должны себе позволять то, чего он, обыватель, позволить себе не может. Тем более что у четы Хонкин в последнее время все было в большом порядке.

Через неделю, однако, началось беспокойство. Первым забил тревогу Брайан Уэлси — режиссер следующего фильма, который продюсировал Генри Шоэн. Как вы понимаете, у него Джей тоже должен был сниматься. Но не появился ни в назначенный день и час, ни на следующий день.

Брайан приехал в Шеппард‑Хауз, где не нашел никого, кроме изнывающих от безделья служанки и шофера — вполне уверенных, впрочем, что все в порядке и хозяева не сегодня завтра вернутся.

Ничего не дал и звонок Шоэну — тот решительно ничего не знал или, по крайней мере, сказал, что не знает. Шоэн, отвечая своему режиссеру, тоже не проявил внешне особого беспокойства, но человек он был активный и деятельный — а потому, не сказав ничего Брайану, тут же предпринял свои шаги — нанял знакомого частного детектива, который уже не раз выполнял для него всякие щекотливые поручения, связался с общими приятелями — без успеха, впрочем, и, прождав еще три дня, велел Брайану найти другого актера на роль, которую должен был играть Джей.

Бизнес есть бизнес, тогда вообще средний фильм снимался за месяц, а деньги терять никакая дружба не заставит.

Особенно долго ждать, однако, не пришлось. Частный детектив позвонил из Солт‑Лейк‑Сити, где в гостинице застрелился Джей Хонкин. Он там провел в одиночестве последние три дня, по словам менеджера отеля, пил беспробудно, а на четвертый день утром горничная, пришедшая в его номер убирать, застала его за столом, уставленным бутылками с шампанским (он почему‑то все эти дни пил только шампанское), с пулевой раной в правом виске и пистолетом, валявшимся рядом. У полиции не было сомнений, что произошло самоубийство, на том и порешили. Зенит славы Хонкина к тому времени давно миновал, да и приехал он в таком виде, что узнать в нем прежнего экранного героя было трудновато.

Правда, когда стало известно, кто именно покончил с собой в номере отеля «Сплендид», туда кинулись журналисты не только из Солт‑Лейк‑Сити, но и со всей страны. Имя Джея, как в былые времена, появилось на первых полосах газет, репортеры терялись в догадках, полиция Юты и Лос‑Анджелеса не так много могла прибавить к известному. Выяснилось, что Джей уехал из Лос‑Анджелеса на старом автомобиле, который купил в предыдущий понедельник утром у владельца какой‑то заштатной автомастерской. Приехал он сначала в Лас‑Вегас. Вегас тогда только начинался. И вот в первом казино, «Пэр‑о‑Дайс», он провел три дня. Играл в блэк‑джек и опять же пил не просыхая. Менеджер, давний знакомый Джея, был удивлен: никогда в прошлые приезды Джей себя так не вел, но мало ли? В Неваде (а Лас‑Вегас — уже Невада), в отличие от Калифорнии, официально разрешена проституция. По словам сотрудников отеля, Джей Хонкин этой услугой широко пользовался. Вы еще не устали, молодой человек?

— Я здесь, чтобы вас слушать. — Лайон совершенно не представлял, как эта давняя история возвышения и краха актера может отозваться на убийстве, которое он расследует. Однако Олег учил его, что никогда не знаешь, что именно в расследуемом деле будет важным, — а Лайон относился к Олегу трепетно, и его профессиональные советы были для Лайона почти катехизисом. — Я вот хочу спросить, а что же стало с Анжеликой?

— Молодой человек, я ведь опытный рассказчик, как вы заметили. — Митчелл довольно улыбнулся. — Я и паузу сделал для того, чтобы вы имели возможность задать этот вопрос… Да, а где же Анжелика? А нигде. Уже и тело Джея привезли в Лос‑Анджелес и устроили пышные похороны на кладбище Форрест‑Лоун (платил за все, разумеется, Генри Шоэн), уже и газетная шумиха смолкла, ушли работать к новым хозяевам англичанка и шофер Хонкина, уже и три месяца, оплаченные Джеем, прошли, и мой отец стал не торопясь подумывать о том, кому сдать особняк — а от желающих отбоя не было. Наши люди, как вы знаете, обожают соприкасаться с чем‑то, связанным с жизнью знаменитостей. А тут звезда первой величины — смерть Джея временно вернула его в этот ранг. Так что было много желающих поселиться в Шеппард‑Хаузе, но мой отец не спешил. Он был такой вообще человек — никогда не спешил. Особенно если решение выглядело очевидным.

Такая у него привычка была — дать событиям «отстояться» и тогда уже сделать окончательный шаг. Он мне так говорил: «Время часто решает многое само по себе. Иногда промедлишь час — и упустишь миллион. Но чаще промедлишь месяц — и найдешь этот самый миллион. В этом и есть мудрость бизнесмена: решать где ждать, а где спешить…»