Вилла Пратьяхара

Чего мне не хватает? В поисках чего я сюда убежала? Покоя, смысла жизни? Но, приходит мне в голову, причем приходит не просто в виде обычной мысли, а почти вспышкой, озарением, с немыслимой ясностью, — разве боги или кто бы то ни было могут послать мне смысл моей жизни или какое-либо внутреннее состояние души? То, чего я ищу, это не что-то внешнее или имеющее материальную форму, не выигрышный билет в лотерею, который судьба может подкинуть тебе в виде сдачи в сигаретном ларьке, не чудодейственное исцеление от хронического недуга, не долгожданная беременность для бесплодной женщины, а нечто, берущее свою основу не в окружающем мире, а во мне самой, зависящее лишь и только от меня!

Пораженная, я закрываю глаза. У меня нет никаких желаний. Как выяснилось, у меня есть все необходимое для жизни, а жизни по-прежнему нет. Как такое может быть?! Счастье, которого мне так не хватает, мне никто не может дать, кроме меня самой!

— Взлетает. Ты готова? — шепчет мне на ухо Арно.

Попросить богов, чтобы он меня полюбил? Но, опять будто вспышкой мелькает у меня в голове, он и так меня любит. Он поэтому сюда и пришел. Танцуя с Жанной, он видел меня и заметил, что я ушла из ресторана. Боги ничего не смогут мне дать, они уже все дали. Теперь все зависит только от меня, от того, что я буду с этим делать, смогу ли я начать, наконец, жить.

Волшебный фонарь тянет руки все сильнее, и я послушно разжимаю пальцы. Следя за каждым моим движением, Арно немедленно разжимает свои, и, подсвеченный изнутри, фонарь медленно взлетает. Сначала всего на один метр. Тяжесть проволок мешает ему набрать скорость и ветер пытается его наклонить. Если это произойдет, загорится бумага. Я поворачиваюсь и в ужасе смотрю на Арно. Если фонарь загорится, то ничего не будет, моя жизнь не удастся, не сложится, я не решу этот пазл, никогда не соберу частички воедино!

— Все будет хорошо, — тихо говорит Арно.

Я опять перевожу взгляд на цилиндр. Справившись с ветром, он выравнивается и начинает постепенно набирать высоту. Вот он уже отлетел на десять метров. Потом еще на десять… В его ровном скольжении есть что-то величественное и захватывающее дух. Воздушные потоки подхватывают его и вот вскоре он уже едва заметен: теплая оранжевая точечка на фоне смоляного небосвода, светлячок, наполненный огнем моего желания жить, уносящийся прочь, едва заметно пульсирующий, словно подмигивающий напоследок перед тем, как окончательно нырнуть в облака, потеряться, смешавшись со звездами.

Мы молча провожаем его глазами. Проходит, наверное, не меньше пятнадцати минут, пока он становится настолько крошечным, что его почти не видно.

— Вот видишь, — говорит Арно, — все получилось.

Отойдя в сторону, он присаживается на песок и закуривает. Я сажусь рядом.

Какое-то время мы молчим и слушаем море. Волны мерно накатывают на песок, словно бы завороженные постоянными повторами собственных звуков: сначала нарастающий рокот подходящей волны, потом тихий шелест по песку, потом резкий удар, пена остается на берегу, а вода с еле слышным стоном откатывает обратно, чтобы вскоре всё повторилось снова и снова. В природе всё уже было, её ничем не удивить. Моя жизнь — не первая и не последняя на этой странной и несчастливой планете, и мои проблемы ничуть не оригинальны. Более того, раз все это до сих пор зачем-то существует, значит есть какое-то решение, просто я его не знаю. Я чувствую, что еще немного и я что-то пойму, но словно вода сквозь пальцы, это ускользает от меня каждый раз, что я пытаюсь приблизиться.

— Мне кажется, что-то вот-вот должно произойти, что-то должно случиться, — говорю я. — Так не может больше продолжаться.

— Наверняка, — говорит Арно, не сводя взгляда с моря.

По небу пробегает тонкая ниточка света.

— Смотри, звезда упала, — говорю я.

— Это не звезда, а метеор. Раньше во Франции люди верили, что это душа, покинувшая тело.

— Да? А в России это считают хорошим знаком и загадывают желание. Сейчас. Хотя раньше было не так. Раньше падающие метеоры тоже связывали со смертью, бабушка всегда крестилась и говорила: «царство небесное», думала, что это верный признак, что кто-то умер. Еще исстари на Руси повелось предание, что заметить падающую звезду — дурной знак. Худая примета заляжет на душу того, кто ее видит и будет предвещать неизбежную скорую смерть ему или кому-нибудь из его семейства.

Арно бросает на меня удивленный взгляд.

— Недавно я была у гадалки, — говорю я, — и она сказала, что Полина Власова умрет. Полина Власова — это мое имя.

— Может быть, это следует понимать метафорически? В смысле, ты изменишься, и старая Полина умрет. А новая будет жить.

— Думаешь? Мне не приходило это в голову. Гадалка жутко испугалась, выгнала меня как прокаженную, даже денег не взяла. С тех пор я все время жду смерти.

— Ну… По-моему, ты слишком серьезно ко всему относишься. — Арно пожимает плечами. — Жизнь — это игра, спектакль.

— А кто режиссер?

— Ты.