— Дд…ддетка! Ты не представляешь, насколько этот миг важен для меня, — начинает он, торжественно подняв руку со стаканом. — Видит Бог, я всегда хотел бб…ббыть с тобой! Честное слово! Клянусь, чем хочешь! Ты знаешь, как я всегда зз…ззаботился о тебе. Всегда думал о нас двоих, поддерживал тебя, ничего для тебя не жалел. И всегда надеялся, что ты это оценишь и отплатишь мне тем же. Порой мы расходились с тобой во взглядах, и это нормально. Все так живут. Но это ничего. Главное, это то, что мы всегда находили какой-то компромисс, и то, что у нас было желание его находить. Не скрою, решиться на то, что я делаю сс…ссегодня, мне было очень непросто. И это мягко сказано. Дико, нечеловечески непросто! Но ты не оставила мне никакого выбора и… Короче, все, что не делается, к лучшему! За нас! И за то, что бы у нас все было хорошо!
Мы чокаемся, и Стас залпом осушает свой стакан. Я делаю несколько глотков и рассматриваю поднимающиеся со дна пузырьки газа.
— Почему ты говоришь о нас в прошедшем времени? — спрашиваю я.
— Разве? — удивляется Стас. — Не заметил. Не обращай внимания.
— Ты действительно согласен, что я правильно решила про деньги? То есть ты не просто подчиняешься мне, а именно согласен с моим решением?
— Да, дарлинг. Все решения на самом деле принимаем не мы, а там… — он смотрит на небо, — за нас. И наше дело не сс…сспорить и смириться с неизбежным. Мне было очень тт…ттяжело, я сбил кулаки о стену, — Стас показывает запекшиеся ранки на костяшках рук, — когда ты ушла позавчера, я не спал всю ночь, я рычал от боли, не фф…ффизической, а душевной, но я все понял и смирился.
— И ты никогда меня в этом не упрекнешь?
— Никогда. Можешь мне верить.
— Я верю тебе. Просто, ты же понимаешь… покой дороже денег. Есть вещи в жизни, дороже денег. Да? Ты правда понимаешь?
— Разумеется, я все понимаю. Ты не могла по-другому.
— Да. Я просто не могла. От этих денег было бы одно зло. Мы бы расплачивались до конца своих дней, страхом, ужасом…
— Я понимаю. Даже больше, чем ты предполагаешь. Я не наивен. Пей!
Я допиваю оставшееся шампанское и Стас опять наполняет стаканы до краев.
— Пей еще! — командует он, и в его глазах начинают блестеть слезы.
Мои руки немного дрожат, Стасово волнение начинает передаваться и мне, на мои глаза тоже наворачиваются слезы. Мы выпиваем и Стас неловко наклоняется, балансируя в резиновой посудине, и неожиданно целует меня в губы. Долго. Не меньше минуты. Последний раз он целовал меня так лет шесть назад. Я обнимаю его за затылок, глажу пальцами его уши, шею.
— Хх…хватит, — отстраняется он, наконец. — Прости меня.
— За что?
— За все. Просто. Я правда люблю тебя. Ты мне веришь?
— Да.
— Ты поедешь в банк и снимешь все чеками, чтобы мы могли вызвать сюда Тащерского и он все забрал?
— Да.
— Ну и отлично! Тогда сюрприз! — провозглашает он и берет в руки нож и фонарик. — Устрицы в студию!
— Что?!
— Устрицы! Настоящие, свежее не бывает. Прямо со дна моря! К шампанскому!
— О господи! — восклицаю я. — Ты собираешься за ними нырять?
— Разумеется. Где же мы еще их возьмем?
— Может не надо? Темнота — вырви глаз. Бог с ними, Стас, пожалуйста! Я прошу тебя, не надо.
Но не обращая ни малейшего внимания на мои уговоры, Стас перегибается через край лодки и прыгает в воду.
— Откуда ты знаешь, что там на дне вообще есть устрицы? — спрашиваю я, когда он выныривает.
— Должны быть, — уверенно отвечает он, приглаживая мокрые волосы. — Да не волнуйся, ты же знаешь, я отличный пловец.
Густая темная вода смыкается над его головой и он исчезает. Какое-то время мне виден мутный свет от фонарика, шарящий по рифам. Но вскоре пропадает и он.
Проходит минута. Я нервно закуриваю. Что за идиотская идея! Полное мальчишество!
Еще полминуты.
Я встаю и всматриваюсь в воду. Сколько можно задерживать дыхание?!
Но уже перед тем, как я впадаю в панику, ловец устриц неожиданно выныривает с другого края лодки.
— Боже! Ну ты что?! Я уже начала волноваться!
— Детка! — отфыркивается Стас, переводя дыхание. — Не нашел. Дай мне еще попытку. Все будет хорошо, ты лучше пока выпей.
Повисев на краю лодки и отдохнув, он ныряет опять.
Я уже не присаживаюсь. Нагнувшись через борт, я слежу за фонариком. Но, как и в первый раз, достигнув определенной глубины, он исчезает из видимости. Море после вчерашнего шторма еще недостаточно очистилось, вода мутновата, к тому же уже совершенно стемнело, и разглядеть что-либо невозможно.
Проходит опять чуть больше минуты, но мне кажется, что время несется вскачь и Стаса нет уже целую вечность. Сердце набирает темп и начинает биться в груди, отмеряя секунды пережитого мной ужаса.
— Бля… — опять выныривает Стас.
Дыхание его сбилось сильнее, чем в предыдущий раз. Не в силах говорить, он тяжело дышит, повиснув на борту, отчего лодка опасно наклоняется.
— Все! Прекрати! Я волнуюсь!
Но Стас машет рукой:
— Глупости. Что может сс…сслучиться? Я отлично умею нырять. Если воздух кончится, я просто всплыву наверх. Я ж не дурак топиться? Хотя ты-то, конечно, держала меня всегда за дурака, да?
— Не неси бред! Вылезай! К черту эти устрицы!