Вилла Пратьяхара

Не оборачиваясь и ничуть не заботясь о расцарапанных в кровь конечностях, я карабкаюсь наверх, пока не выбираюсь, наконец, на свою террасу. В доме горит свет. По всей видимости, Жанна уже вернулась.

Усталой тенью себя бывшей, прошлой, той, которая жила до того, как произошло сегодняшнее горе, я захожу в дом, добредаю до кухонных дверей и без сил прислоняюсь к косяку.

— Мать моя! — восклицает Жанна. — Ты похожа на привидение! Где ты была?

Гренки выскакивают из тостера и громко падают на стол. Я вздрагиваю.

— Что ты молчишь? — Жанна подходит ближе и заглядывает мне в лицо. — Что-то случилось?

Я тихонечко сползаю спиной вниз по косяку и оказываюсь сидящей на корточках. Жанна тоже присаживается и убирает с моего лица висящие, словно илистая завеса, спутанные морем волосы.

— Боже, Поль! Ты меня пугаешь. Почему ты вся в крови? И почему ты мокрая, в купальнике, ты плавала в море? Ночью? Одна? Тебя кинуло на камни? Что ты так смотришь? Ты можешь что-то ответить?

Я отрицательно качаю головой и у меня начинает трястись подбородок.

— Ну вот… Слез нам только не хватало! — Жанна берет мою голову в ладони и прижимает к себе.

Я чувствую, как от нее пахнет духами и теплом, и слезы действительно начинают течь по моим щекам.

— Ну вот… Ну поплачь. Сейчас я тебе чаю налью. Успокоишься и все расскажешь, да?

Ее волосы, гладкие, сухие, в тугих шелковистых локонах приятно щекочут мне лицо, и я утыкаюсь ей в шею, обнимаю за плечи и меня сотрясает от беззвучных рыданий.

Какое-то время мы сидим, обе на корточках, обнявшись, потом Жанна отстраняет меня, поднимается и подходит к кухонному столику.

— Я делаю тебе чай, — говорит она, отвернувшись и наливая кипяток в чашку. — Горячий. Давай поднимайся, пойдем в ванную, умоешься, примешь душ, заклеим твои порезы… Что б там у тебя не случилось, до свадьбы заживет. Прикинь, Стас такой раз и сделает тебе предложение, наконец? А ты как рева-корова тут сидишь, царапинам расстраиваешься.

— С… ссс… ссста-а-асс… — пытаюсь сказать я, но звуки булькают в горле и не получаются у меня.

— Что?

Я сглатываю и делаю вторую попытку:

— Ссста-а-а-ассс!

Жанна непонимающе моргает:

— Стас? Что Стас? Не веришь, что женится?

Я отрицательно мотаю головой.

— Ну… — разводит руками Жанна. — И хер с ним, с козлом, если не женится. Ты же не из-за этого плачешь?

Я судорожно киваю.

— Я тебя не понимаю. Ты можешь сказать-то нормально, что у тебя случилось? Что-то со Стасом? Он позвонил? Сказал что-то?

— Не-е-ет…

— А что?

Меня опять сотрясают рыдания, я тычу указательным пальцем в сторону моря и реву:

— Та-а-аммм… В мммо-о-оре… Ста-а-ас… Утон…ну-у-у-ул…

— Что?! Что ты несешь? Где Стас утонул? Какой Стас? Твой?

Я киваю и закрываю глаза. Слезы катятся даже сквозь плотно сжатые ресницы.

Жанна сует мне чай, сигарету, потом засовывает меня в горячий душ, растирает полотенцем, опять дает сигарету, коньяк, еще немного коньяка. Через полчаса я сижу в своей кровати уже более-менее вменяемая, хотя и опухшая от слез и все еще дрожащая. Нахлобучив на себя все имеющиеся в доме одеяла, я все-таки собираюсь с силами и поначалу слегка путано, а потом все яснее и яснее, рассказываю подруге о событиях последних дней, заканчивая тем, как я ныряла, ныряла, ныряла, там было темно, я ничего не видела, не видела, не видела…

— Пиз…! — наконец говорит Жанна, хлопая рыжими ресницами. — Только я так и не поняла, почему Стас от меня прятался-то?

Я понимаю, что скрывать больше нечего, самое худшее из всего возможного уже случилось, и выкладываю подруге про украденные деньги, Тащерского и наш со Стасом спор касательно планов на будущее.

Жанна трясет головой, словно отгоняя от себя весь этот нереальный бред.

— И где сейчас эти деньги? — переспрашивает она, наконец.

— Все там же. В банке.

— На твоем счету? — Уточняет она, и мне неожиданно перестает нравиться ее взгляд.

— На моем, на моем, я же сто раз уже сказала!

Жанна встает с кровати и отходит к окну. Ветер слегка колышет ее волосы.

— Не понимаю… — говорит она словно сама себе, стоя спиной ко мне и глядя на море.

— Что не понимаешь?

— Почему все это везение сваливается вечно на кого попало, но только не на меня?

Теперь я не понимаю.

— Какое везение? — сглатываю я.

— Какое? Такое! Десять миллионов на твоем счету, это что по-твоему? Не везение?

— Девять, — зачем-то уточняю я.

— Да хоть восемь.

— И что?

— А то, что смерть Стаса, конечно, ужасна, но в общем-то она ничего не меняет.

— В каком смысле?

— В простом. Собственно, в единственно возможном. Деньги у тебя, а значит ты свободна! Все! Отмучалась. Отстрелялась.

— Так деньги ж не мои? — все еще не понимаю я. — Их же красть надо! Бежать с ними, прятаться где-то на всю жизнь…

Жанна оборачивается и меряет меня уничижительным взглядом:

— Ну вот о том и речь. Что несмотря, на то, что у меня есть и смелость, и сила, и… все остальное, везет почему-то всегда не мне. У тебя еще ума хватит деньги вернуть, да?

— Да, — говорю я. — Я так и собиралась.

— Ню-ню, — говорит Жанна и опять отворачивается.