Виллет

Поскольку взгляд сиделки сосредоточился на рукоделии, я смогла беспрепятственно ее рассмотреть, гадая, как оказалась здесь эта женщина и что могла делать в окружении предметов из времени и пространства моего детства. Еще больше захотелось понять, какое отношение все это имеет ко мне нынешней.

Слишком слабая для серьезных размышлений, я попыталась разгадать тайну, решив, что это ошибка, сон, приступ лихорадочного безумия, хотя отлично понимала, что не ошибаюсь, не сплю и, кажется, не схожу с ума. Будь комната не так ярко освещена, я не смогла бы столь ясно видеть миниатюры, украшения, каминные экраны, вышивку на стуле. Все эти предметы, так же как обитая дамастом мебель, до мельчайших подробностей совпадали со знакомой и незабываемой обстановкой гостиной в Бреттоне, в доме моей крестной матушки. Вот только сама комната немного изменилась в размерах и пропорциях.

Я подумала о хасане Бедреддине[161], во сне перенесенном из Каира к воротам Дамаска. Неужели дух простер свое темное крыло над сломившей меня бурей, забрал со ступеней церкви и, «подняв высоко в воздух», как говорится в восточной сказке, перенес через земли и воды, чтобы бережно положить у камина в старой доброй Англии? Но нет: я знала, что пламя того камина больше не согревало дорогую сердцу гостиную; оно давно погасло, а хранившие уют божества нашли себе новое пристанище.

Сиделка обернулась на меня посмотреть, заметила, что глаза открыты, и, должно быть, сочла взгляд встревоженным, потому что отложила вязанье и подошла. Какой волшебный напиток она предлагала? Какой магический эликсир подносила к губам?

Спрашивать было поздно, и я покорно проглотила темную жидкость, причем всю сразу. Неспешный поток спокойных мыслей подхватил сознание и увлек, мягко покачивая на теплых, гладких, как бальзам, волнах. Боль и ощущение слабости покинули мои члены, мышцы уснули. Я утратила способность двигаться, однако вместе с ней исчезла и воля, так что лишение не воспринималось как утрата. Добрая сиделка поставила между мной и лампой экран. Помню, что увидела, как она встала для этого, но не помню, как вернулась на место. В промежутке между двумя краткими движениями я провалилась в сон.

Сколько спала – не знаю, но, когда проснулась, все изменилось. Было светло, но не как летом, тепло, ярко, а по-осеннему – сыро и серо. Я не сомневалась, что нахожусь в пансионате. Об этом говорило все вокруг: стук дождя в оконные переплеты, завывание ветра среди деревьев – значит, рядом сад – холод, белизна и одиночество. Я говорю «белизна», поскольку задвинутый вокруг кровати белый канифасовый полог не позволял увидеть ничего другого.

Я раздвинула занавески и выглянула. Глаза, ожидавшие увидеть длинную просторную побеленную комнату, в изумлении наткнулись на сине-зеленые стены замкнутого пространства. Вместо пяти больших окон без штор я увидела единственное высокое окно, прикрытое муслиновыми воланами. Вместо двух дюжин маленьких тумбочек из крашеного дерева, служивших подставками для таза и кувшина, здесь стоял туалетный стол, нарядный, словно невеста: покрытый розовой скатертью с белой кружевной оборкой, увенчанный большим зеркалом и украшенный изящной подушечкой для булавок. Этот стол, а также обитое бело-зеленым ситцем низкое кресло и снабженный необходимыми принадлежностями умывальник с мраморной поверхностью, составляли все убранство крошечной комнаты.

Читатель, я встревожилась! Почему? – спросите вы. Чем эта простая и даже милая спальня могла испугать? Да всего лишь тем, что эта мебель не могла быть настоящей: кресло, стол с зеркалом, умывальник должны были оказаться призраками соответствующих предметов. Иначе, если отвергнуть данную гипотезу как слишком дерзкую – а я хоть и была сбита с толку, все равно ее отвергала – оставалось одно: признать, что я сама тяжело заболела и впала в ненормальное умственное состояние. Но даже в этом случае видение следовало считать самым странным из всех возможных.

Я узнала – не могла не узнать – зеленый с мелкими белыми цветами ситец уютного невысокого кресла, резную блестяще-черную, напоминавшую листву раму зеркала, гладкие светло-зеленые фарфоровые сосуды на умывальнике, да и сам умывальник с поверхностью из серого мрамора, причем с отколотым уголком. Все эти вещи я была обязана узнать и поприветствовать, как прошлым вечером волей-неволей признала и поприветствовала палисандр, голубой дамаст и китайский фарфор в гостиной.