Виллисы

Демина выпихнули из двери, следом начали выходить старшеклассники.

— Не вижу репортеров, — Астахов в модных черных очках с лейблом вполовину одного стекла огляделся и скорбно поджал губы.

— Этикетку сдери — может, увидишь.

— А цветов корзину не хочешь?

— А вон цветы. И кому бы это?

Поодаль стоял с цветами в опущенной руке Игорь.

— Илья — фас!

— Это Азаровой мальчик, — равнодушно сказала Ленка.

— Смотри, — Ийка показала глазами на Игоря. Юлька кивнула.

— Иди. Я догоню. — Она отдала Ие сумку, сунула руки в карманы куртки и медленно пошла к Игорю.

— Азарова, после спектакля наговоришься, — крикнула Галина Николаевна.

— Я сейчас, — не оборачиваясь сказала Юлька. Она подошла к Игорю, остановилась напротив, глядя под ноги. — Я же просила после…

— Долго ждать. Понимаешь, я все это время думал, — быстро, сосредоточенно заговорил он. — Мне было очень плохо без тебя…

— Подожди, — торопливо сказала Юлька. — Не надо. Я должна тебе сказать…

— Не перебивай. Сначала я… Я долго думал и понял одну простую вещь: я тебя люблю. Черт с ним, с твоим балетом. Я постараюсь его понять, раз это твое дело. Я буду ждать, сколько надо, сколько скажешь. Пусть будем редко видеться — все равно. Понимаешь: я тебя люблю…

Юлька молчала. Она не ожидала этого, и говорить теперь было еще труднее.

— Я тоже… хочу сказать тебе одну простую вещь… — начала она. Тоскливо глянула вслед уходящим одноклассникам, коротко вздохнула, собираясь с силами. — Я тебя не люблю… — она подняла глаза и улыбнулась. — Понимаешь, я просто устала. Надо было отвлечься. У нас так бывает. Советуют даже… А теперь все нормально. Ты извини… Ты не приходи больше, ладно? Ни сюда, ни в интернат. Я все равно не выйду.

— А обо мне ты подумала? — тихо спросил Игорь.

— У меня времени нет думать, работать надо, — засмеялась Юлька. — Извини, мне пора.

Она повернулась и пошла к дверям с застывшей, будто приклеенной к лицу улыбкой. Она знала, что Игорь смотрит вслед, и все быстрее шагала, чтобы не остановиться, не обернуться и не заплакать.

В белом подвенечном платье Юлька лежала на гробовой плите с безжизненно скрещенными на груди руками, вместо глаз темнели глубокие синие тени.

— Все в порядке? — негромко спросила Наталья Сергеевна.

Юлька чуть заметно кивнула.

Заработал подъемник, и Юлька, как привидение, встала среди крестов и надгробий. Она открыла глаза, холодно, надменно глянула в зал и шагнула вперед, чтобы властным жестом вызвать из могил прекрасных и жестоких виллис на полночный танец.

* * *

«…Напрасно ты волнуешься Зойчонок. У меня все в порядке. То, о чем мы говорили, давно позади. Я даже не сразу поняла — какой еще Игорь?..

Извини, что не писала — нет времени.

Я удачно станцевала Мирту на выпускном, и меня пригласили в Большой, не стажером, а сразу в основной состав. Осенью ездила с театром на гастроли: Франция, Италия Испания. Сейчас репетирую партии в двух спектаклях. Познакомилась с массой интересных людей, но подробно писать не буду — это все пока проходные варианты. В общем, сонная интернатская жизнь закончилась.

Девчонок не вижу, только Нефедова торчит у нас в корде. Чолпанка и Демин в «Классическом балете», Сергиенко в Центральном детском, Ийка вернулась в Тбилиси. Ильинская, говорят, звезда мюзик-холла, не вылазит из загранки. Неожиданно объявилась Света — она родила, разъехалась, как бочка, и стала невыносимо скучной, приезжала из Киева искать детское питание. Нина, кажется, до сих пор в больнице.

А теперь самое главное: я подписала контракт на три года и скоро улетаю в Австралию. Так что долго не увидимся. Ждите привет из солнечного Мельбурна.

Целую. Ваша Юля».