— Тутъ нѣтъ ничего удивительнаго, — угрюмо возразилъ адвокатъ — Это просто-на-просто слѣдъ какой нибудь царапины. Такіе казусы случаются съ пластинками сплошь и рядомъ.
Онъ равнодушно взялъ поданную ему пластинку и поднесъ ее къ лампѣ.
Внезапно вся кровь отхлынула у него отъ лица, руки затряслись и онъ вытаращилъ глаза на эту пластинку. Выраженіе у нихъ было такое же страшное и безжизненное, какъ если бы это были глаза мертвеца.
— Боже мой, что же такое съ вами случилось, Вильсонъ? — вскричалъ Томъ. — Ужь не собираетесь ли вы упасть въ обморокъ?
Онъ побѣжалъ за стаканомъ воды и подалъ его адвокату, но Вильсонъ, содрогаясь, отстранилъ его отъ себя прочь. Грудь его тяжело поднималась и опускалась, а голова покачивалась взадъ и впередъ съ такою же странною неустойчивостью, какъ еслибъ ее ошеломили здоровеннымъ ударомъ дубины. Собравшись немножко съ силами, Вильсонъ объяснилъ:
— Я, кажется, поступлю благоразумнѣе, если лягу въ постель. Сегодня я слишкомъ переутомился, да и вообще за послѣдніе дни работалъ уже слишкомъ много.
— Въ такомъ случаѣ я отъ васъ уйду и не буду вамъ мѣшать спать. Доброй ночи, дружище! — сказалъ Томъ.
Онъ не могъ, однако, удержаться отъ того, чтобы не подпустить Вильсону на прощанье еще шпилечку, и добавилъ:
— Не принимайте своей неудачи такъ близко въ сердцу. Нельзя же вѣдь выигрывать каждое дѣло безъ исключенія. Навѣрное и вамъ удастся со временемъ кого-либо повѣсить.
Адвокатъ, тотчасъ же по его уходѣ, пробормоталъ сквозь зубы:
— А всетаки я искренно жалѣю, что мнѣ придется начать именно съ тебя, хотя ты на самомъ дѣлѣ презрѣнный и подлый песъ.
Подкрѣпивъ себя доброю рюмкою водки, онъ снова принялся за работу. Онъ не сталъ сравнивать свѣжіе отпечатки пальцевъ, по нечаянности оставленные Томомъ за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ на стеклянной пластинкѣ Роксаны, съ копіями отпечатковъ, оставшихся на рукояти кинжала. Для его опытнаго глаза это оказывалось совершенно излишнимъ. Онъ занялся теперь совершенно инымъ вопросомъ, прерывая себя отъ времени до времени сдержанными восклицаніями:
— Какимъ идіотомъ оказывался я и въ самомъ дѣлѣ до сихъ поръ! Мнѣ во что бы то ни стало хотѣлось разыскать дѣвушку. Возможность для мужчины переодѣться въ женское платье для меня даже не представлялась.
Разыскавъ прежде всего пластинку съ отпечатками пальцевъ Тома въ двѣнадцатилѣтнемъ возрастѣ, Вильсонъ отложилъ ее въ сторону. Затѣмъ онъ нашелъ отпечатки младенческихъ пальцевъ семимѣсячнаго Тома, и добавилъ къ этимъ двумъ пластинкамъ еще третью, на которой Томъ, лишь за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, безсознательно оставилъ отпечатки своихъ пальцевъ.
— Ну, теперь у меня имѣется цѣлая серія этихъ отпечатковъ! — сказалъ съ довольнымъ видомъ адвокатъ, усаживаясь, чтобъ осмотрѣть означенные отпечатки и порадоваться на нихъ.
Радость его оказалась, однако, непродолжительною. Онъ долго глядѣлъ на три стеклянныя пластинки, лежавшія рядомъ и приводившія его, казалось, въ величайшее недоумѣніе. Подъ конецъ онъ ихъ отложилъ въ сторону и сказалъ:
— Я тутъ ничего не могу разобрать! Чортъ возьми, оттиски пальцевъ младенца совершенно не согласуются со всѣми остальными.
Вильсонъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, а затѣмъ принесъ изъ своего архива еще двѣ стеклянныя пластинки. Усѣвшись опять за столъ, онъ долго всматривался въ эти пластинки и ломалъ себѣ голову, отъ времени до времени бормоча сквозь зубы: „Нѣтъ, все равно, я ничего сообразить тутъ не могу. Отпечатки не соотвѣтствуютъ другъ другу, а между тѣмъ я готовъ поклясться, что имена и числа отмѣчены мною правильно и что поэтому отпечатки непремѣнно должны были бы согласоваться. Мнѣ никогда въ жизни не случалось дѣлать такія помѣтки спустя рукава“.
Адвокатъ чувствовалъ теперь себя до чрезвычайности усталымъ. Мысли у него начинали путаться. Онъ рѣшилъ поэтому хорошенько выспаться и тогда уже посмотрѣть, какой смыслъ можетъ на самомъ дѣлѣ имѣть неожиданно для него обнаружившаяся загадка. Улегшись въ постель, адвокатъ проспалъ около часу, но сонъ его далеко не былъ спокойнымъ и безмятежнымъ. Потомъ сонъ этотъ началъ словно инстинктивно отлетать и, наконецъ, Вильсонъ, еще не вполнѣ пробудившись отъ дремоты, очутился на постели въ сидячемъ положеніи.
— Что же такое мнѣ приснилось? — спросилъ онъ себя самого, стараясь припомнить ускользавшую отъ него грёзу. — Помнится, что я видѣлъ какъ будто разрѣшеніе моей загадки…
Еще не докончивъ этой фразы, онъ очутился однимъ прыжкомъ на срединѣ комнаты, подошелъ къ столу, прибавилъ огня въ лампахъ и схватился опять за стеклянныя свои пластинки. Одного бѣглаго взгляда на нихъ оказалось на этотъ разъ достаточнымъ для того, чтобъ онъ воскликнулъ:
— Боже мой, какое открытіе! Цѣлыхъ двадцать три года никто вѣдь этого даже и не подозрѣвалъ.
ГЛАВА XXI