Вилы

Проповедник Батырша провёл в каземате Шлиссельбурга четыре года. В конце концов этот тихий книжный человек начал восстание в одиночку. Он кандалами убил двух стражников и погиб на штыке у третьего.

Кинзя

Башкиры бунтовали каждые 15–20 лет. Это понятно: у бунтовщиков мужали сыны и седлали коней, чтобы переделать дела отцов. «Пугачёвское» поколение, поколение Салавата, составляли дети бунта Батырши и внуки бунта Карасакала. А наставниками были ветераны Бахадур-Шаха Али-улы, и первый из них – Кинзя.

Абыз Кинзя Арсланов обрёл авторитет знанием Корана, а не подвигами во времена Батырши. Когда Пугачёв подошёл к Оренбургу, советчики нашептали, что поднять на мятеж башкир сможет только абыз Кинзя, стойкий в справедливости.

1 октября 1773 года Кинзя тихо и скромно приехал к Емельяну в Каргалу и без свидетелей договорился, что Емельян издаст велеречивый указ, призывающий башкирских старшин и Кинзю. Емельян хмыкнул и велел написать, что жалует башкир землями, «верою и законами вашими». Кинзя поклонился и взял бумагу обеими руками.

9 октября он вернулся с полутысячей вооружённых до зубов всадников и с сыновьями Сулейманом и Сляусином. На глазах у всех мятежников Кинзя слез с коня в лужу и поклонился Пугачёву, а Пётр Фёдорыч вдруг узнал давнего друга «Кинжея», коему исчо в Питербурхе подарил на кафтан отрез кармазину. «Кафтан я износил, – ответил Кинзя, – а преданность при мне». Пугачёв поставил Кинзю командовать всеми башкирскими войсками и координировать мятеж в Башкирии.

Поначалу не верилось, что башкиры и казаки могут быть заодно. А Кинзя помнил воззвания Батырши, где Батырша объяснял, в чём тут хитрость. Казаки – они как близнецы башкир, тоже конные воины на самообеспечении. Только блага казаков проистекали от покорности престолу, а блага башкир – от непокорности. Кинзя должен был убедить свой народ, что при Пугачёве эта разница исчезла.

Грамотей Кинзя писал воззвания и рассылал их по Башкирии со старшинами, сыновьями и муллами. Для гонцов Кинзя выхлопотал право свободного проезда, чтобы «распространять знания». «Знания» впечатляли башкир: Кинзя сообщал, что при Пугачёве находится царевич Павел и 72 тысячи казаков – хотя на Яике их было всего около 12 тысяч. Но Кинзя и не тянул никого к Пугачёву под Оренбург, где лукавство будет очевидно. Кинзя призывал башкир восставать там, где живут, где царит несправедливость. Кинзя радел за родину, а не за самозванца.

А тех, кто всё-таки являлся в Бёрды, Кинзя определял в свой полк. Точнее даже не в полк, а в школу полевых командиров. Этих добровольцев Кинзя проверял в стычках при вылазках оренбургского гарнизона и потом отправлял по всей Башкирии. Такую школу прошёл и молодой, сомневающийся Салават Юлаев.

Памятник Кинзе в посёлке Ермолаево

Для башкир мудрый Кинзя не заслонял собой Емельяна, но башкиры внимали Кинзе, а не Пугачёву. Поддерживая дух своих бойцов, башкирские полковники врали, что Пугачёв взял ненавистный Оренбург и поставил там царём Кинзю Арсланова. А власти объявили, что Кинзя будет казнён, даже если сам явится добровольно и принесёт повинную.

Когда армия Пугачёва полегла вокруг Татищевой крепости и Сакмарского городка, Кинзя укрыл уцелевших бойцов Емельяна у себя в деревне. Русские называли её Красная Мечеть. Кинзя убедил Пугачёва пойти против заводов, чтобы его поддержали башкиры, – и за пару дней собрал Емельяну башкирское войско.

Степная пещера, где Кинзя якобы прятал Пугачёва

Башкирские полковники покинут Пугачёва после взятия крепости Оса, когда Пугачёв переведёт армию на правый берег Камы, потому что за Камой уже не Башкирия. Но Кинзя останется при Пугачёве. Видимо, Емельян Страшный казался ему Иваном Грозным: он ещё возьмёт Казань и вернёт башкирам вольности первой присяги.

Но Емельян не взял Казани. А Кинзя всё равно не бросил его. Вскоре Емельяна опять разбили, уже окончательно, и он спрятался в миражах суровых калмыцких степей, но Кинзя всё равно не предал друга. Он уговаривал: вернёмся в Башкирию, начнём дело заново.

Потом, уже в плену, цепи узника не дадут Емельяну поднять руку и оттереть слёзы горечи от того, что он не взял с собой «Кинжея», когда в тот злополучный день он поехал с заговорщиками за Узень по арбузы. «Кинжей» не позволил бы изменникам скрутить Емельяна. Или убил бы друга. Но тогда, на Узене, Емельян лопухнулся. И в результате верный Кинзя растаял в жёлтых яицких степях, а Емельяна ждёт плаха на московской площади.

Ограда вокруг «ползущего» могильного камня Кинзи

А Кинзя остался без Емельяна, но не один. Он остался с Башкирией. Он вернулся домой, и его укрыл сын Сляусин. Сляусин подбил на бунт самого Салавата, после бунта попал в руки врага, но никто из башкир не стал свидетельствовать против него, и Сляусина отпустили. И никто из башкир не выдал Кинзю, приехавшего в Красную Мечеть. Кинзя дожил до конца своих дней и умер свободным человеком, поправ силу империи и волю рока.