Вина

— Нет, только потом спать захотелось. Я легла и поспала. Дома никого. Когда пришли родители, я уже уроки учила. Так никто ничего и не заметил… — Глянув на Ивана Ивановича, Наташа оборвала рассказ и тут же добавила: — Да вы, Иван Иванович, не пугайтесь. С того дня я не стала пьяницей. Больше у меня никакого интереса к отцовскому бару не было. И следующий раз к спиртному прикоснулась только на выпускном вечере, в десятом классе — выпила фужер шампанского.

— И никаких терзаний? — попытался пошутить Иван Иванович.

— Нет, Иван Иванович, никаких, — впервые за весь разговор улыбнулась Наташа и потеплевшими глазами посмотрела на свекра. Она не скрывала радости, что тяжелый для них обоих разговор окончен. И, как она полагала, окончен миром, хоть и худым.

А Иван Иванович думал по-другому. Неужели напрасны все эти разговоры с Наташей? Ведь человек гибнет. Что же делать? Что? Имея всю жизнь дело с техникой, он знал: если техническая проблема не поддается решению целиком, вычленяется часть и начинают с нее. Но как быть сейчас, как заставить Наташу и Михаила отдать им внука ради их же блага? Ему теперь надо добиваться только этого, а во всем другом пусть разбираются сами. Только это — и больше ничего. На другое у него нет сил.

Приняв решение, Иван Иванович почувствовал себя свободнее. Он ответил на улыбку Наташи своей и, бодро пройдя к двери, выкрикнул:

— Вы кормить нас собираетесь?

— Так давно все готово! — радостно отозвалась с кухни жена, будто она только и ждала этого вопроса. — Но вот они не хотят…

— Кто они? — неестественно веселым голосом переспросил Иванов. — Мы с Наташей проголодались.

— Да я тоже, — дивясь резкой перемене в свекре, неуверенно начала невестка, — я не очень… И голова у меня что-то разболелась.

— Так она же у тебя никогда не болит?

— Это она от вина никогда не болит, а от разговоров, да еще таких! — попыталась шуткой закрепить мирно закончившийся разговор невестка. Но Иван Иванович лишь своим наигранным поведением согласился на мировую, а на самом деле он решил бороться, хотя теперь и поменял тактику.

Он посмотрел на Наташу и обычным своим строгим тоном сказал:

— Ну из дома мы вас все равно без ужина не выпустим. Такого у нас не бывает. Иди к матери, и накрывайте на стол, а мы с Михаилом пройдем ко мне. К нему у меня тоже несколько слов.

Когда они вошли в кабинет, отец сразу плотно прикрыл дверь и, словно ему не хватало воздуха, простонал:

— Ну-у и ну-у!

Сын молча глядел на родителя, но взгляд его спрашивал: «Ну что, теперь ты видел? Видел! Это ты еще со стороны, а я там рядом…»

— Слушай, — наконец заговорил отец, — она же ничего слушать не хочет. Она, как глухарь на току, только себя… Так же нельзя, нельзя! Вы же взрослые люди, у вас семья. И потом, как можно… — Он задохнулся. — Как можно к Антону так?.. Ни ты, ни она не видели и не слышали его этой ночью. Я вам обоим втолковываю, что с ним такого не должно быть. Понимаете, с ребенком нельзя так, вы же на всю жизнь отравите его, сделаете калекой. Сейчас уже не о вас речь. Если не понимаете сами, что творите, то пропадайте пропадом, но зачем же вы туда его-то тянете, зачем?

— Да что ты на меня накинулся, отец? — взмолился сын. — Я-то что сделаю? Ты видел, какая она…

— Ты первый ее искуситель. Первый! Зачем ты затеял? Зачем назвал в дом людей, если не можешь себя вести по-человечески?

— Это она тебе сказала? — побледнел сын. — Она?

— Я не хочу разбираться, кто из вас прав, а кто виноват. Я хочу сказать только одно: тебя я, Михаил, никогда ничему плохому не учил. Всегда говорил: будь мужиком. Будь же ты им и сейчас. Наведи порядок в семье. Зачем ты приглашаешь в дом Сергея Коржова? — Михаил, вспыхнув, рванулся с места, но отец придержал его за плечо. — Не кипятись, послушай…

— Нет! — резко высвободился Михаил. — Не хочу.

— А ты послушай. Не путай в свои отношения с Сергеем Наташу…

— Отец, ты ничего не знаешь и помолчи. Сергей бесчестный. Я его понял. А Наташка здесь ни при чем. И давай кончим на этом.

— Давай, — растерянно развел руками отец, — я ведь что…

Но его прервал сын:

— Есть такие люди, которые свое благополучие оплачивают за счет государства. Это самая гнусная форма взятки: ты — мне, я — тебе. И все из государственного кармана.

— Я знаю, — отозвался с еще большим недоумением Иван Иванович, — но ведь Сережа Коржов твой друг, со школы…

— Он такой, как я сказал! — почти прокричал сын. — И хватит о нем.

— Ну, хорошо, хорошо, — поднялся со стула Иван Иванович, — у вас с Наташей свои проблемы… А вот Антона вы все равно оставляйте пока нам. У бабки каникулы начинаются. Они тут хозяйничать будут.

— Нет, отец, сейчас нельзя, — испуганно запротестовал сын, — потом будет можно, а сейчас нет. Для Наташи нельзя. Ей тоже за что-то держаться надо. Что же она одна-то в доме? Ведь занятия и у нее кончаются, только вечерники остаются.