Еще минуту назад ей казалось, что волнения и тревоги больше над ней не властны, но стоило появиться Климу, как Рина залилась краской и натянула одеяло до самых глаз – наверняка опухших.
– Если ты тоже спросишь, как я себя чувствую, я брошу в тебя яблоком, – пригрозила она.
Клим рассмеялся.
– А я не против яблок. Твой братишка за последние пару дней расписал мне все их прелести.
– Альберт невыносим, когда дело касается садов. – Рина была рада перевести разговор на нейтральную тему.
Ее мучил вопрос – помнит ли Клим, как она его бросила? А как они ругались в иллюзорном королевстве? И как она сама его обняла? Почему-то от этого сейчас было дико неловко. Не злится ли он? Что он вообще о ней думает?
Клим присел на табурет рядом с кроватью, вгрызся в яблоко, и аромат сочной мякоти разбавил запах бабушкиных духов. От Клима пахло морозом, сухой травой и козьей шерстью. Он выглядел как обычно, только на его подбородке Рина заметила реденькую щетину, а волосы не так блестели от жесткой северной воды. Но совсем не из-за этого он показался ей намного старше – сильнее всего изменился его взгляд.
– Прости, Рина. – Глаза Клима были грустными, а улыбка неловкой. – Я должен был вспомнить тебя тогда, должен был тебе помочь…
Рина рывком откинула одеяло – ей показалось, она задохнется, если еще хоть немного пробудет под ним.
– Ну ты что! – затараторила она. – Ты ни в чем не виноват, Клим! Это же магия! Она стерла тебе память, но даже так ты не сдал меня колдунам. Это я должна просить прощения за…
– А на обед будет тыквенная каша! – Клим внезапно хлопнул себя по коленям и встал. Взъерошил затылок, отчего из хвостика выпала пара светлых прядей, обрамивших лицо. – По бабушкиному рецепту. Помнишь, она тебе понравилась?
Рина поняла, что ему тоже неловко. Они оба чувствовали себя сконфуженными, будто только что познакомились. И на самом деле так ведь оно и было. За те две недели, пока Рина и Клим бродили вместе по полям, они не смогли узнать друг друга хорошо, а то, что с ними приключилось потом, подарило им новые, незнакомые даже самим обладателям образы. И теперь не очень-то легко было общаться, как раньше.
– Но мне нужно так много тебе сказать! – Рина краснела все больше, но отступать не собиралась.
– Мне тоже, – выдохнул Клим и, наклонившись к ней на совсем уж неприличное по меркам бабушки Вельмы расстояние, от которого точно должны появиться дети, шепнул: – Но обед стынет, а у твоей двери выросли рыжие уши.
Рина хрюкнула в ладошку. Тут же смутилась этого звука.
– Если ты будешь хорошо себя чувствовать, мы могли бы прогуляться по городу после обеда, – предложил Клим. – Я знаю, что у тебя слабость и нога болит, но мне починили велосипед, так что идти не придется. Я скажу твоей маме, чтобы несла кашу.
– Ну уж нет. – Рина, и правда, чувствовала слабость, но пропускать семейное застолье не хотела. – Я поем со всеми.
Клим помог ей встать.
– Давай понесу тебя на спине? – неловко предложил он.
– Я уже наездилась на тебе, Клим. До сих пор не хочу знать, где у тебя в то время была голова.
За дверью послышался хохот, и Клим обличил приклеенного к ней Альберта, который, конечно, не мог не подслушать их разговор – надо же найти повод подтрунивать над старшей сестрой. Но еще Рина подумала, что брат, возможно, волновался и чуточку ревновал, ведь раньше у нее был только он и книги, а теперь появились новые близкие люди по всему Хайзе.
Ей все еще было плохо от того, что она не сдержала обещание, но иногда приходится быть плохим для других, чтобы защитить от разрушения самого себя. Рина побывала на месте человека, за которого пытались решить, что для него хорошо, когда Сирена хотела увести ее обратно в иллюзию, и не простила бы себя за ложь, способную сделать то же самое со всем королевством. Она не была уверена, что Альберт понял ее и простил, но надеялась, что время сгладит его обиду.
Дом оказался небольшим, и на первом этаже, в столовой, объединенной с кухней, собралось гораздо больше народу, чем Рина могла себе представить.
Здесь обитал сливочно-тыквенный дух праздника. Бабушка Вельма командовала расстановкой приборов за громадным столом, сдвинутым из нескольких. Вокруг него выстроились разномастные стулья, табуретки, бочонки, ящики, мешки. Мама накладывала кашу, стараясь попадать в тарелки, а не на себя. Тетушка Флюри смеялась, что наконец-то у нее появился весомый повод сесть на диету. Кузины в удобных походных костюмчиках – и как только они сохранились? – в шесть рук совали в глиняный графин цветы, собранные на обочинах – ромашки, крохотные подсолнухи и пурпурную колючку, – украшали композицию веточками можжевельника с синими ягодами, калиной и физалисом. Кувшин все время оказывался слишком маленьким, так что Нинель расширяла горлышко, высунув язык от усердия.