Винета

— Разве вы на самом деле охотитесь, когда целый день бродите с ружьем и ягдташем? — спросила молодая графиня, пристально посмотрев на Вольдемара.

— А что же я делаю, по-вашему?

— Не знаю, мне кажется, что вы производите очень основательную ревизию Вилицы. В ваших владениях нет ни одного лесничества, ни одной деревни, ни одного самого отдаленного хутора, в котором бы вы не побывали; вы посетили даже все фольварки [3], отданные в аренду. Вы очень редко появляетесь в гостиных своей матери и играете в них лишь второстепенную роль, но из того, что там происходит, от вас не укрывается ни одно слово, ни один взгляд, одним словом — ничего. Вы, по-видимому, не обращаете никакого внимания на наше общество, а, тем не менее, нет ни одного человека, которого вы не осмотрели бы, и который не подвергся бы вашей критике.

Ванда высказала все это с уверенностью и определенностью, рассчитанной на то, чтобы привести Нордека в замешательство, и действительно, в данный момент он не знал, что ответить. Он стоял с мрачным лицом и сжатыми губами и явно боролся со своей досадой. Однако его не так-то легко было сбить с толку. Когда он снова поднял глаза, его лоб был еще нахмурен, но в голосе слышалась лишь язвительная насмешка:

— Вы совсем сконфузили меня, графиня, только что доказав мне, что с первого же дня моего пребывания здесь я был предметом вашего постоянного наблюдения и исключительного внимания; это, право, гораздо больше, чем я заслужил!

Ванда была вне себя; она бросила гневный взгляд на смельчака, решившегося с такой уверенностью отпарировать ее удар.

— Я нисколько не отрицаю, что наблюдала за вами, — гордо ответила она, — но вы, вероятно, сами знаете, господин Нордек, что интерес к вашей особе тут не играет совершенно никакой роли.

— Вы совершенно правы; я вовсе не предполагаю в вас никакого интереса к моей особе; от этого подозрения с моей стороны вы полностью гарантированы.

Ванда сделала вид, что не понимает его намека, но, тем не менее, старалась избегать его взгляда.

— Вы, по крайней мере, можете засвидетельствовать, что я была откровенна, — продолжала она, — ваше дело теперь подтвердить или опровергнуть мои наблюдения.

— А если я не желаю отвечать вам?

— Значит, я была права и серьезно постараюсь убедить тетю, что ее сын вовсе не так безопасен, как она думает.

Насмешливая улыбка снова заиграла на губах Вольдемара, когда он ответил:

— Ваше мнение, может быть, имеет большое значение, графиня, но, во всяком случае, вы — не дипломат, иначе были бы осторожнее в своих выражениях. «Безопасен»! Это слово наводит на размышления.

Молодая девушка невольно вздрогнула.

— Я только повторяю ваше собственное выражение, — сказала она, быстро овладев собой.

— А, это другое дело! А я уж подумал, что в Вилице творится что-то такое, чему мешает мое присутствие.

Ванда не ответила; она убедилась теперь, как была безгранично неосторожна. Разговор в этом направлении продолжать было нельзя, а потому она приняла быстрое решение и энергично разорвала сеть, которой опутала себя по собственной неосмотрительности!

— Оставьте насмешки! — сказала Ванда, в упор посмотрев на Нордека своими большими темными глазами. — Я ведь прекрасно знаю, что они относятся не к делу, о котором идет речь, а исключительно ко мне. Вы заставляете меня коснуться предмета, который я давно предала бы забвению, если бы вы постоянно не напоминали мне о нем. Оставим открытым вопрос о том, насколько подобное поведение является «рыцарским», но вы, вероятно, чувствуете так же хорошо, как и я, что оно поставило нас в положение, которое начинает становиться невыносимым. Я вас оскорбила, и вы до сегодняшнего дня не простили мне этого. Ну, хорошо… — она на мгновение остановилась и глубоко вздохнула, — я была неправа и теперь это признаю. Довольно вам этого?

Это было своеобразное извинение, а манера, с которой оно было произнесено, была еще своеобразнее. В ней выражалась вся гордость женщины, которая прекрасно осознает, что для нее не является унижением, если она снисходит просить прощения у человека за то, что сделала его игрушкой своего каприза. Однако ее слова произвели совершенно другое действие, чем она ожидала. Вольдемар отступил на шаг, и его глаза впились в ее лицо.

— Вот как! — медленно произнес он, выделяя каждое слово, — я не знал, что Вилица имеет такое важное значение для вашей партии.

— Вы думаете? — запальчиво, воскликнула графиня.

— Я думаю, что однажды я очень дорого заплатил за то, что являюсь владельцем этих имений, — перебил ее Нордек, причем по тону его голоса было слышно, что его терпение лопается, — тогда речь шла о том, чтобы приобрести Вилицу, теперь нужно во что бы то ни стало удержать ее. — Но только вы забыли, что я больше не прежний неопытный мальчик. Вы сами, графиня, открыли мне глаза, и теперь уж я буду держать их открытыми, даже не взирая на опасность получить упрек в «не рыцарских» поступках.

Ванда побледнела как смерть, ее рука судорожно мяла складки бархатной амазонки.