Винляндия

Ойёй, напористая женщина! Такэси подумал:

А мне нравится!

— Но это не… — начал он.

— Шш. Ни слова. Раздевайся. Ты здесь в безопасности.

Весь дрожа, как его редко вынуждали бордели, Такэси оголился, сознавая каждый спадающий с него предмет одежды, воздух вокруг и тяжесть самого её взгляда у себя на коже. Где-то пробили часы. По древней системе, настал час петушка:

— Далеко не в одном смысле, — как в позднейшие годы нравилось интерполировать с комическими акцентами Такэси, предсказуемо к вящей досаде ДЛ. Птица, обычно ассоциируемая с зарёй, петух, по законам Касания Смерти, принадлежала ранней ночи. Теперь цикл ци у жертвы уже вступил бы в область тройного обогревателя, а он — жена мочевому пузырю, кой тем самым подвергся бы опасности. При методе Дим Мак, предназначенный к использованию Игольный Палец ДЛ можно было откалибровать так, чтобы вызывал задержку действительного момента смерти в год, в зависимости от силы и направления применения. Она могла бы ударить Бирка Вонда сейчас, а через много месяцев в будущем оказаться посреди совершеннейшего алиби в тот миг, когда он падёт замертво.

— Погодите-ка. минутку, — перебила Прерия, — вот вы тут в этой суперинтимной ситуации с парнем, который с себя одежду снимает, а под ней очевидно Такэси, посторонний, и вы его всё равно зовёте Бирк?

— Так меня ж линзы заставили надеть, — сказала ДЛ, — чтоб глаза стали синие, как у твоей мамы — и у тебя, вообще-то. Жмоты в этом «Депаато» даже не раскошелились на пару, которая мне по рецепту полагается.

— Вы чужие линзы вставили? Влеээ!

— И нихера не видела. Бирк и Такэси всё равно оба примерно одного размера и одних телесных габаритов, а мой ум тогда переключился скорее в трансперсональный режим.

Сосредоточился на том, что вы делали, — догадалась Прерия.

Причём настолько, что лишь гораздо позже ДЛ вспомнила о контактных линзах, которые изъяли почти сразу же, как только дело было сделано. Чем больше она размышляла, тем гуще плечи её обсыпали птички жути. Она так наверняка и не выяснила, но уверилась, что линзы вытащили из глаз кого-то мёртвого. Что более того, ей и полагалось свидетельствовать собственному акту убийства посредством коррекции до зрения именно этой персоны. Вероятно, шлюхи, допускала ДЛ, пойманной на утайке, всю свою короткую жизнь она провела вне бухгалтерских книг, а имя её — даже те, которыми она пользовалась профессионально — уже никто больше не помнил. Теперь потеряны так, что потерянней и не бывает.

Но сквозь её противозрение ДЛ смотрела в тот час, пока садилась на голого мужчину верхом на кровати, находила его пенис и гладко вправляла его, дыша с точностью, сознавая лишь человеческие точки тревоги, распределённые ниже, беззащитные, вдоль этих тёмных меридианов. Ничьи глаза ей больше не требовались, она входила по иным датчикам, прямо к сути, противостоя его потоку ци, спиралью вкручивая свой с нужной хиральностью. Такэси так ничего и не почувствовал. И лишь когда он мгновенья спустя кончил и начал орать на уличном японском, ДЛ, детрансцендируя, сообразила: должно быть, что-то тут не так. Она перевесилась через край кровати, цапая себя за глаза, Такэси с висяком выскальзывал из неё и ускользал прочь в некотором смятении. Когда он вновь увидел её лицо, его поразила внезапная зелёная бледность её глаз, словно из них что-то слили. Она стиснула веки, моргнула.

— О — Господи — ох, нет… — проворнее, чем он бы уследил, она скатилась с кровати и приняла боевую стойку, оставив дверь справа от себя.

— Эй, красавица, — Такэси приподнявшись на локте, — это я что-то не так…

— Вы кто? Нет — плевать… — Она повернулась и сбежала в дверь, в своём прикиде пика шестидесятых, наблюдаемая по ходу произвольным количеством камер, населением, ныне возвращающимся в коридоры, достоверными копиями, для ДЛ, известных неприятельских лиц, все с неотмщенными обидами, с несведенными счетами, собрались тут вокруг её неряшливой, любительской попытки человекоубийства…

Ралф Уэйвони, коего из любезности вызвали из «Империала», следил за продвижением ДЛ на улицу на собственном мониторе, равно как и за медленным обалделым облаченьем и отбытием Такэси.

— Приставь-ка получше кого-нибудь к этому японцу. Может, мы ему сумеем помочь.

— Сходить за ней? — осведомился Двухтонка Кармине Квёлодини.

Ралф, похоже, над этим поразмыслил.

— Пусть идёт, мы всегда её опять найдём… будет знать, сколько она теперь нам должна.

Зазвонил телефон, Кармине снял трубку.

— Говорит, кто-то дал наколку нашему мальчику. Он, должно быть, послал каскадёра.

Ралф не спускал глаз с экрана, смотрел, как она уходит, эти длинные, прекрасные-формой ноги, эта замедленная иноходь боевой искусницы, наконец с неумеренным «Ммвахх!» послав ей воздушный поцелуй, прежде чем исчезнет.

— Прощай, детка. Я так надеялся, что это будешь ты. Если ты не сумела его прищучить, кто сможет?

— Слишком он везучий, — расфилософствовался Кармине. — Но в долг живёт, птушта удачная полоска не вечно длится.

— Ёбаный Вонд, — вздохнул Ралф Уэйвони, — прям Кукушка-Подорожник.

* * *