Виннипегская Cтена и я

– Ванесса, у тебя все на лице написано, – заявил он, и я тут же забыла, в каком виде стояла перед ним.

Слово «придурок» крутилось у меня на языке.

– Я перестала злиться на тебя в ту секунду, когда вышла из твоего дома.

– Ты врешь. У тебя сейчас такое лицо, какое ты всегда делаешь, когда пытаешься скрыть, что злишься, – он снова скользнул по мне взглядом, и я смутилась.

– Неправда, – практически прошипела я.

Его невозмутимое лицо говорило само за себя. Лгунья.

Так, к черту. Я была голодной, угрюмой и раздраженной. Он говорил правду. Судя по тому, как пульсировала вена у меня на лбу, я все еще хранила не столь уж маленькое количество гнева и на него тоже.

– Так. Ладно. Я все еще немного сержусь на тебя. Ты позволил Тревору говорить гадости за моей спиной. Тревору, – К этому моменту моя кровь уже не знала, приливать к лицу или полностью его покинуть. – Тревор собственного ребенка продаст, предложи ему цену получше. Может, мы и не были друзьями, но ты должен был знать, что я заботилась о тебе гораздо больше, чем чертов Тревор.

Один только звук этого имени разозлил меня, и я приказала себе успокоиться.

Раз, два три, четыре, пять.

Я закусила щеку и посмотрела на него.

– Ты ни разу не извинился передо мной. Ты хоть понимаешь, как это некрасиво? Это вообще не в твоем характере – извиняться. После всего, что я сделала для тебя, всего, что я когда-либо делала, всего, что выходило за рамки обязанностей рядового сотрудника, а ты просто… Я бы никогда никому не позволила поливать тебя грязью за твоей спиной, – мой взгляд встретился с его. Он должен был понять: я говорю это не потому, что просто хочу сделать ему неприятно.

– А перед моим уходом ты вел себя как последняя свинья, – заявила я обвинительным тоном, чувствуя, как знакомый укол разочарования обжигает мою грудь. – Так с какой стати мне помогать тебе? Мы ничем друг другу не обязаны. Мы не друзья. – Я пожала плечами. – Возможно, ты ничего не знаешь обо мне, но я знаю о тебе почти все, но это сейчас не имеет значения. С меня хватит. Я уважала тебя. Я восхищалась тобой. А ты… тебе было плевать. Как вообще можно ожидать, что я сделаю вид, будто ничего такого не было.

Я сама поразилась, насколько сильно смогла потерять самообладание, и еще больше была шокирована тем, что не задохнулась к концу своей тирады.

Вены пульсировали. Мои руки сжались в кулаки, и я почувствовала себя злее, чем когда-либо. Все же, когда глаза вернулись к мужчине в толстовке с капюшоном, стоящему в пяти футах от меня в коридоре моей квартиры, я остановилась.

– Ты права, – сказал он наконец.

Не то чтобы я совсем не ждала от него извинений, но…

Что?

– Нельзя было позволять ему говорить все это.

– Неужели.

Эйден проигнорировал мое замечание.

– Мне следовало лучше обращаться с тобой.

Мне полагалось не согласиться?

Словно чувствуя, что слова его совершенно бессильны, Эйден решительно расправил плечи.

– Прости меня.

Я разжала руки и опустила их. Я даже не знала, что сказать, и просто пыталась унять свое колотящееся сердце.

– Ты была замечательной помощницей, – добавил он.

Я все еще продолжала смотреть на него. Конечно, я не была замечательной, но я была единственной, кто у него когда-либо был…

Он дотронулся рукой до шеи, его кадык дернулся. Я готова была поклясться, что его внушительные плечи как будто уменьшились.

– Ты всегда заботилась обо мне, а я не ценил этого, пока ты не ушла.

Некоторое время ни один из нас не произносил ни слова. Возможно, он ждал, когда я снова обрушусь на него с тирадой, или может быть, я ждала, что он попросит меня сделать то, чего я не хотела. Кто знал? Но, должно быть, пауза затянулась, так что Эйден наконец прокашлялся.

– Ванесса, прости меня за все.

Похоже, он и правда чувствовал себя немного виноватым. С другой стороны, я была уверена, что он не стал бы извиняться, если бы ему не нужна была моя помощь. И весь мой скепсис наверняка написан у меня на лице.

Но Эйден не был идиотом, или даже близко к этому, так что просто продолжил:

– Я злился из-за того, что не имело к тебе никакого отношения. Я не пытался быть дружелюбным, это правда, но я не переходил черту и не хотел быть грубым с тобой.

Я фыркнула, вспомнив сцену в спортзале и на радио.

Должно быть, он понял, о чем я думаю, потому что покачал головой в разочаровании или смирении, я точно не знала, да и мне было все равно.

– Прости, что вымещал на тебе свое раздражение. Я знаю, извинения ничего не изменят, но мне действительно жаль, что все так случилось.

Хотелось ли мне спросить, из-за чего он тогда злился? Конечно. Но я знала: если я спрошу, он решит, что его тактика действует и он сможет переубедить меня.

А это было не так.