Виннипегская Cтена и я

Так что я молчала. Я много чего могла простить, но чем дольше я размышляла о случившемся, тем очевиднее было, что он сильно подвел меня – при том, что я не возлагала на него больших надежд с самого начала. Эйден просто стал еще одним человеком, который не оправдал моих ожиданий. Так на какой хрен тогда это все? Кроме того, какой-то стресс последних двух месяцев не мог объяснить месяцы и годы полного игнорирования.

Эйден неотступно наблюдал за мной своими темными, кофейными глазами. Он смотрел. Смотрел. Смотрел.

– В последнее время я находился в невероятном напряжении, – сказал он, и эти слова были похожи на наживку.

Все это я уже слышала.

Он облизнул верхнюю губу и опустил голову, прежде чем сделать долгий глубокий выдох.

– Не возражаешь, если я загляну в туалет?

Кивнув, я указала в сторону спальни.

– Это там.

Эйден исчез за дверью, а я воспользовалась моментом, чтобы судорожно выдохнуть. В какой-то момент у меня начала немного болеть голова – это от голода и нервного напряжения. Я поспешила на кухню, взяла уже остывший сэндвич и, наклонившись над раковиной, принялась обкусывать жареный сыр.

Не успела я съесть и половину сэндвича, как Эйден вернулся. Он замер в дверном проеме, скрестив руки на груди. Не будь я в таком паршивом настроении, непременно оценила бы ширину его плеч, идеальные пропорции всей его массивной фигуры. Мне не нужно было смотреть на его бедра, чтобы знать, что они были шириной со ствол красного дерева.

– Я заплачу тебе, – сказал Эйден, пока я совершенно точно не оценивала его тело.

Я уже хотела ответить, что не нуждаюсь в деньгах, но он продолжил.

Это был словно взрыв бомбы.

– Я выплачу твой студенческий кредит и куплю тебе дом.

Сэндвич выпал у меня из рук прямо в раковину.

Глава 8

Сказать, что у меня была своя ахиллесова пята, значило не сказать ничего.

Я росла в семье, где были пятеро детей и мать-одиночка. С деньгами у нас всегда было туго. Хуже некуда. Карандаши у меня были самые дешевые, которые даже рисовали с трудом. И я всегда донашивала чужую одежду – до тех пор, пока я не стала достаточно взрослой, чтобы самой покупать себе новые вещи. К тому времени я уже жила в приемной семье.

Чему такая жизнь точно научила меня, так это бережному обращению с вещами и ценности денег. Никто не уважал деньги так, как я.

Поэтому я пришла в ужас, когда подала документы в университет и поняла, что не получила стипендию. Никакую. Вообще ничего. Даже не 500 долларов.

Не то чтобы я плохо училась в школе. Просто я была застенчивой, редко поднимала руку на уроках и не принимала участия во внеклассных занятиях. Я не занималась спортом, потому что у меня не было денег на форму или взносы в команду. Больше всего мне нравилось сидеть в одиночестве и рисовать, рисовать, рисовать… если, конечно, было чем. Я и не добилась высот ни в чем, за что мне могли бы дать стипендию. В моей школе не было стоящей программы по изящным искусствам; самое ближайшее, что я смогла найти, была мастерская по работе с деревом, в чем я очень преуспела. Но куда меня это привело?

Хорошо помню, как моя классная руководительница фактически назвала меня посредственностью. Правда. Она сказала мне: «Может, тебе стоило работать усерднее?»

Я была так потрясена, что не смогла даже досчитать до десяти.

Мало было закончить школу практически на «отлично». Мне все равно пришлось пережить шок и ужас, когда меня приняли во все хорошие университеты, куда я подавалась, но… не дали никакой финансовой помощи, если не считать федерального гранта для малоимущих, который покрывал лишь десять процентов стоимости моего обучения.

И, конечно, университет, в который я хотела пойти, находился за пределами нашего штата и был невероятно дорогим. Но он понравился мне гораздо больше, чем все другие, которые мы ходили смотреть с друзьями осенью последнего года обучения.

Тогда-то я и совершила самый необдуманный поступок в жизни – взяла кредит. Я взяла студенческий кредит на огромную, немыслимую сумму.

А еще я никому об этом не сказала.

Ни своим приемным родителям, ни младшему брату, ни даже Диане. На всем свете только я знала, что на мне висит долг в двести тысяч долларов.

В течение четырех лет, прошедших с момента получения степени бакалавра, я выплачивала столько, сколько могла, и одновременно пыталась откладывать, чтобы в конечном итоге иметь возможность полностью посвятить себя мечте. Кредит такого размера был настоящей бездонной ямой, с которой нужно было смириться, как приходится смириться с гепатитом – потому что он никуда не денется. Но он только заставлял меня трудиться еще больше. Днем я работала у Эйдена, а потом до глубокой ночи занималась своими проектами в дизайне. В конце концов мне удалось выплатить серьезную часть долга, и я наконец вздохнула посвободней… до тех пор, пока не начинала всматриваться в выписки по кредиту, которые получала в почтовый ящик каждый месяц.

И все же…

– Что думаешь? – спросил Эйден, глядя на меня с невозмутимым видом, будто не он только что озвучил самый большой секрет моей жизни.