Винный сноб

Морган перестал ходить на прослушивания после того, как целую осень проработал на сборе урожая на одной винодельне в штате Вашингтон, где делил спальню с каким-то парнем, который работал клоуном на родео, а в свободное время орудовал паяльной лампой, делая скульптуры из подков. Вернувшись к зиме в город, Морган решил целиком посвятить себя вину и оттачиванию своего мастерства. Это был 2011 год. Он получил место управляющего в Corkbuzz – винном баре для гипер-энофилов, владельцем которого был мастер сомелье. Затем он перешел в Jean-Georges и, наконец, оказался в Aureole. Морган не был бы Морганом, если бы, увлекшись темой вина, не бросался в крайности, выходящие за пределы разумного. Он безостановочно читал книги о вине, посещал соревнования, курсы, мастер-классы, дегустации. Он хотел не просто продавать богатым людям дорогие бутылки. Морган верил, что вино способно изменить жизнь человека. Вот почему он предпочитал тратить деньги на бутылки, а не на новые свитера. Свитера – это материальная субстанция.

– А вино, – говорил Морган, – это то, что трансформирует мою человеческую сущность.

Несмотря на высокопарные речи, Морган, как и многие его коллеги, был не лишен самоиронии. Он понимал, насколько нелепой может казаться его работа непосвященному обывателю: официант с преувеличенным чувством собственной значимости, незаслуженно высокой зарплатой и алкогольной зависимостью. А уже если менее снисходительно, то лизоблюд, вытягивающий деньги из богатых и влиятельных клиентов, выбирающих вино не столько по качеству, сколько по стоимости. Морган прекрасно понимал, что его занятие не так благородно, как спасение планеты или помощь сиротам. Но он тешил свое самолюбие другим аргументом: считать вино просто вином – это все равно что называть картины Пикассо просто красками на холсте, а музыку Моцарта – просто колебаниями воздуха.

Сначала мы виделись раз в неделю, потом встречи участились. Морган добыл мне место еще в одной дегустационной группе. Она собиралась утром по субботам в штаб-квартире принадлежащей Дэнни Мейеру компании Union Square Hospitality Group – силы, стоящей более чем за дюжиной нью-йоркских ресторанов, каждый из которых по праву можно считать городской достопримечательностью. Через какое-то время мне даже позволили говорить. Я дегустировала вино вслепую, озвучивала свои ощущения и представляла их на всеобщий суд.

По четвергам мы объединялись в пары и по очереди дегустировали два ряда образцов по шесть штук в каждом. По субботам устраивали «круглый стол». Каждую неделю выбирался капитан команды, который решал, какую тему мы будем отрабатывать, затем покупал соответствующие вина (скажем, танинные красные или бочковые белые из регионов с жарким климатом). Бутылка стоила в среднем 25 долларов – достаточно дорого, чтобы гарантированно получить типичность, и достаточно дешево, чтобы не разориться. И все же расходы росли. В период самых интенсивных занятий перед большими экзаменами Морган еженедельно тратил по 250 долларов на учебные вина. Если добавить стоимость перелетов на мастер-классы признанных сомелье и поездки на конкурсы, то на подготовку к экзамену на мастера сомелье у него уходило до 15 тысяч долларов в год – солидная часть тех 27 тысяч, которые он зарабатывал в Aureole. В ответ на мое изумление Морган небрежно пожал плечами.

– Это все равно намного дешевле, чем учеба в университете или аспирантуре, – возразил он.

К тому же оставалось еще прилично денег на вина «для себя». Вскоре после нашего знакомства Морган отвел душу: купил три ящика вина, потратив 1200 долларов – почти в два раза больше, чем платил за съемную квартиру.

Правильно определить вино на слепой дегустации кажется до такой степени сложной задачей, что, справившись с ней впервые, почувствовала себя гением. Даже начала подозревать у себя сенсорный савантизм. Скоро весь мир узнает о моих уникальных вкусо-обонятельных рецепторах: беспрецедентный случай в истории. Знаменитые виноделы будут умолять меня продегустировать их лучшие образцы. Винные журналы станут наперебой заманивать меня на должность ведущего винного критика. Предлагать шестизначные гонорары. Или даже семизначные.

Эта фантазия длилась ровно 37 секунд – пока я не приступила к дегустации следующего образца. С первого же глотка я потерялась. И в следующий раз правильно угадала вино только через две недели.