Прислушавшись, Лео Ауфман догадался, что именно вырвалось на свободу и призвало их всех во двор.
Звук Машины счастья.
Такой звук можно услышать из кухни великана в летний день. Всяческие гудения и жужжания, высокие и низкие, постоянные и переменные. Вихри золотых пчел величиною с чайную чашку пекли там неимоверные блюда. Великанша с ликом персиковой луны, громадной, как лето, умиротворенно гудит себе что-то под нос, проплывая к двери и спокойно созерцая улыбчивых собачек, мальчиков с пшеничными волосиками и стариков с мучными шевелюрами.
– Стоп! – крикнул Лео Ауфман. – Я не включал машину сегодня утром! Саул!
Саул, стоявший внизу во дворе, взглянул вверх.
– Саул, это ты ее включил?
– Ты велел мне прогреть ее полчаса назад!
– Ладно, Саул, я запамятовал. Я еще не проснулся.
Он откинулся на постель.
Его жена, принесшая завтрак наверх, задержалась у окна, взглянув вниз на гараж.
– Скажи мне, – тихо спросила она. – Если эта машина есть то, за что ты ее выдаешь, тогда она знает ответ на вопрос, как делать детей? Она может превращать семидесятилетних в двадцатилетних? И, кстати, как выглядит смерть, когда ты прячешься в ней со всем своим счастьем?
– Спрячься!
– Если бы ты умер от истощения, что бы я делала сегодня? Залезла в этот большой ящик и осчастливилась? Кстати, скажи мне, Лео, как тебе нравится наша жизнь? Ты же знаешь, на что похож наш дом. В семь утра – завтрак, дети. К восьми тридцати вас всех след простыл. И только я одна мою, стряпаю, штопаю носки, выдергиваю сорняки, бегу в магазин или полирую серебро. Кто жалуется? Я только напоминаю тебе, как устроен наш дом, Лео, что в этом такого! А теперь дай мне ответ: каким образом все, что я перечислила, уместить в одной машине?
– Она устроена иначе!
– Прошу прощения. Тогда у меня нет времени на нее смотреть.
И она поцеловала его в щеку и вышла из комнаты, а он остался лежать, обоняя ветер, дувший из спрятанной внизу машины, обогащенный ароматом жареных каштанов, которыми торгуют осенью на парижских улицах, где он никогда не бывал…
Среди завороженных собак и мальчишек незаметно бродил кот и мурлыкал перед гаражной дверью на фоне шума белоснежных валов, разбивающихся о далекий, ритмично дышащий берег.
«Завтра, – думал Лео Ауфман, – мы испытаем машину, все вместе».
Поздней ночью его что-то разбудило. В дальней комнате раздавался чей-то плач.
– Саул? – прошептал он, вставая с постели.
Саул в своей комнате плакал, зарывшись головой в подушку.
– Нет… нет… – рыдал он. – Кончено… кончено…
– Саул, сынок, скажи, тебе кошмар приснился?
Но мальчик только плакал в ответ.
Сидя на кровати мальчика, Лео Ауфману вдруг пришло в голову выглянуть в окно. Гаражные двери были распахнуты.
Он почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке.
Когда Саул, всхлипывая, снова погрузился в тяжелый сон, его отец спустился к гаражу и, затаив дыхание, протянул руку.
В прохладной ночи к металлу Машины счастья было не прикоснуться.
«Значит, – подумал он, – Саул приходил сюда этой ночью».
Зачем? Неужели Саул такой разнесчастный, что ему понадобилась машина? Нет, он счастлив, но ему не хочется расставаться со своим счастьем. Мальчик же не виноват в том, что понимает свое положение и не хочет перемен? Нет! И все-таки…
Над головой из окна Саула вдруг выпорхнуло нечто белое. Сердце Лео Ауфмана так и екнуло. Потом он понял, что это выдуло в ночь оконную занавеску. Но казалось, нечто сокровенное и трепетное, как душа мальчика, вырвалось из его комнаты. И Лео Ауфман вскинул руки вверх, словно хотел перехватить, втолкнуть это нечто обратно в спящий дом.
Похолодевший, дрожащий, он вошел в дом и поднялся в спальню Саула, втащил трепетавшую занавеску внутрь и запер окно, чтобы это бледное создание больше не убегало. Потом уселся на край кровати и обнял Саула.
– «Рассказ о двух городах»? Мой. «Лавка древностей»? Ха! Это Лео Ауфману на все времена! «Большие ожидания»? Были такие у меня когда-то. Но теперь «Большие ожидания» пусть останутся у него!
– Что происходит? – спросил Лео Ауфман, войдя в комнату.
– Раздел общего имущества, – объявила жена. – Когда папочка по ночам пугает своего сыночка, значит, пора все рубить пополам! С дороги, Мистер Холодный Дом, Лавка Древностей! Во всех этих книгах не найдется сумасшедшего ученого вроде Лео Ауфмана. Ни единого!
– Ты уходишь, даже не испытав машину! – возмутился он. – Испытай, и ты разберешь свои вещи и останешься!
– «Том Свифт и его электрический аннигилятор». А это чье? – вопросила она. – Стоит ли гадать?
Фыркнув, она протянула «Тома Свифта» Лео Ауфману.
Под вечер все книги, посуда, одежда и постельное белье были сложены в стопки. Одна здесь. Другая – там. Четыре здесь. Четыре – там. Десяток здесь. Десяток – там. Лина Ауфман, утомленная подсчетами, вынуждена была присесть.
– Ладно, – тяжко выдохнула она, – прежде чем я уйду, докажи мне, что не станешь пугать ночными кошмарами невинных сынишек!
Не говоря ни слова, Лео Ауфман повел жену в сумерки. Она стояла перед оранжевым ящиком высотой восемь футов[13]
.