Вино из одуванчиков

– Ну что вы, дорогая. Вы занимаете всего лишь второе место среди неуклюжих женщин Гринтауна, штат Иллинойс. Вы не можете сесть без того, чтобы стул под вами не сложился гармошкой. Вы не можете встать без того, чтобы не выместить на ком-нибудь злость. Вы не можете пройти по лужайке без того, чтобы не плюхнуться в колодец. Ваша жизнь, Эльмира Элис Браун, одно непрерывное падение. Так почему бы в этом не признаться?

– Все мои беды не от неповоротливости, а оттого, что вы находитесь в пределах одной мили от меня всякий раз, когда я роняю кастрюлю с бобами или попадаю пальцем в розетку и меня дергает током.

– Дорогуша, в городке таких размеров все находятся в пределах одной мили от кого-то другого в то или иное время суток.

– Так вы признаете, что были неподалеку?

– Я признаю, что родилась здесь, но я ничем не поступилась бы, только бы родиться в Кеноше или Сионе. Эльмира, сходите к своему дантисту, пусть он сделает что-нибудь с вашим змеиным языком.

– О-о! – воскликнула Эльмира. – О-о! О-о! О-о!

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Колдовство меня не интересовало, но теперь я возьмусь за это дело всерьез. Послушайте, сейчас вы стали невидимы! Пока вы тут торчали, я навела на вас порчу. Теперь вы исчезли из виду!

– Ничего подобного!

– Конечно, – призналась ведьма. – Я никогда вас в упор не видела, дамочка.

Эльмира достала карманное зеркальце.

– Вот же я!

Она присмотрелась и ахнула. Она занесла руку вверх, словно собиралась настраивать арфу и щипнула струну. Она подняла ее на всеобщее обозрение. Вот она, Улика № 1.

– У меня никогда не было седых волос вплоть до этой самой секунды!

Ведьма очаровательно улыбнулась.

– Поместите этот волос в банку с водой, и наутро он превратится в земляного червя. Ах, Эльмира, взгляните же на себя, наконец! Все эти годы вы только и делаете, что вините других за свою косолапость и неуклюжие повадки! Шекспира читали? Так вот у него есть ремарки «ШУМ и ГАМ». Так вот это про вас, Эльмира. Шум и гам! А теперь марш домой, а не то я пересчитаю все шишки у вас на голове и предскажу газы на ночь. Кыш!

Она помахала руками в воздухе, словно Эльмира превратилась в облако всякой всячины.

– Боже, сколько же мух расплодилось этим летом! – сказала она.

Она зашла в дом и заперла дверь на крючок.

– Черта подведена, миссис Гудуотер, – сказала Эльмира, скрещивая руки на груди. – Даю вам последний шанс. Снимите свою кандидатуру в Ложе «Жимолость», или будете иметь дело со мной. Завтра, когда я выдвину свою кандидатуру и отберу у вас эту должность в честном бою, со мною будет Том. Хороший, невинный мальчик. Невинность и добрая воля возьмут верх.

– На вашем месте я бы не стал рассчитывать на мою невинность, миссис Браун, – сказал мальчик. – Моя мама говорит…

– Замолчи, Том! От добра добра не ищут! Ты будешь стоять по мою правую руку, мальчик!

– Да, мэм, – сказал Том.

– Мне бы только, – сказала Эльмира, – пережить эту ночь, пока эта дамочка будет лепить мои восковые фигурки и вонзать им в сердце и душу ржавые иглы. Если завтра в моей постели ты найдешь большую сморщенную иссохшую смокву, то будешь знать, кто сорвал плод в винограднике. И пусть миссис Гудуотер президентствует, пока ей не стукнет сто девяносто пять лет.

– Ну почему же, дамочка, – возразила миссис Гудуотер. – Мне сейчас триста пять. В старые добрые времена про меня говорили ОНА.

И она ткнула пальцами в сторону улицы.

– Абракадабра! Абракадабра! Зззз-ЗАМ!!! Ну, как, нравится?

Эльмиру как ветром сдуло с веранды.

– Завтра! – закричала она.

– Пока, пока, дамочка! – сказала миссис Гудуотер.

Том шагал вслед за Эльмирой, пожимая плечами и сметая с тротуара муравьев.

Перебегая подъездную дорожку, Эльмира истошно завопила.

– Миссис Браун! – вскрикнул Том.

Автомобиль, выезжавший задним ходом из гаража, переехал большой палец на ноге Эльмиры.

* * *

Посреди ночи у Эльмиры Браун разболелась ступня. Она встала и спустилась в кухню поесть холодной курятины и составить аккуратный и до боли исчерпывающий список всякой всячины. Во-первых, прошлогодние болезни. Три простуды, четыре легких несварения, одно вздутие живота, артрит, люмбаго, как ей показалось, подагра, тяжелый бронхиальный кашель, астма в начальной стадии, пятна на руках и в придачу абсцесс полукружного канала, из-за которого она шаталась, как пьяная мошка, ломота в пояснице, головная боль и тошнота. Лекарства ей обошлись в девяносто восемь долларов семьдесят восемь центов.

Во-вторых, вещи, разбитые в доме за последние двенадцать месяцев: две лампы, шесть ваз, десять тарелок, одна супница, два окна, один стул, одна диванная подушка, шесть стаканов и хрустальная призма от люстры. Всего убытку: двенадцать долларов десять центов.

В-третьих, ее боли этой ночью. Болел палец ноги, по которому проехала машина. Расстройство желудка. Спина не сгибается, ноги лихорадочно пульсируют. Глазные яблоки – словно комки горячей ваты. Привкус на языке, как от пыльной тряпки. В ушах перезвон. Издержки? Она спорила сама с собой, возвращаясь в постель.

Десять тысяч долларов за личные страдания.