Вино одиночества

Сначала Макс мечтал об Элен перед сном, когда сильнее всего чувствовал, как наскучила ему его старая любовница, да, впрочем, и вся жизнь. Лежа в постели, он закрывал глаза и представлял себе лицо Элен. Он не был влюблен... Что за глупости!.. «Эх! Я утратил все иллюзии на этот счет, — думал он. — Любовь, что за нелепость!.. Любовь, такое бремя... Влюбиться в Элен, эту девчонку...» Он вспомнил, как однажды осенью, прогуливаясь с Беллой по одному из островов Санкт-Петербурга, он остановил взгляд на маленькой Элен, которая, насупившись, брела по аллее, меся ботинками грязь... Как же он ненавидел ее!.. Одно только ее присутствие раздражало его. Казалось, она постоянно следила за ним. Сколько раз он говорил Белле: «Ну в конце концов, почему бы не отправить ее в какой-нибудь пансион, чтобы она оставила нас в покое?..» Эта девчонка... А теперь? И все же он не любил ее... Это всего лишь игра его воображения, обычный каприз... Ему лишь нравится на нее смотреть... А еще она единственный человек на свете, с кем он может просто по-дружески поговорить... Он рисовал в своей памяти ее тонкую смуглую шею, ее молодое лицо... Молодость — вот что привлекало его. Ему было тридцать, а Белле... О женщинах, что были моложе ее, Белла говорила: «Безжизненные деревянные куклы... Найти такую — ничего не стоит...» Разумеется, нет, но разве назойливые и пылкие престарелые женщины были такой уж редкостью? Иногда во сне он путал их, сжимая в объятиях Элен и говоря ей: «Белла, Белла, дорогая моя...»

Он просыпался, дрожа как в лихорадке, со щемящим от стыда и отвращения сердцем, вновь думая: «Я не люблю ее. Только играю с ней. Я играю сам с собой... Стоит мне лишь захотеть, и с этим будет покончено навсегда...»

Однако время шло, и он уже не лукавил, а с ужасом и угрызениями совести думал: «Дочь моей любовницы...»

Ну и что?.. Такое случается...

«Это почти неизбежно! — думал он. — Обыкновенная история... Белла никогда не простит. Она не мать, она исключительно и безоговорочно только женщина... Ну что же! Пусть не простит, мне плевать, я отдал ей свои лучшие годы... Разве этого недостаточно? Я пожертвовал ради нее своей матерью, своей семьей, своей молодостью...»

Как сильно он когда-то любил эту женщину, которая уже тогда была ни молода, ни красива... Она умела доставить ему радость... Он вспоминал сцены, что ему устраивала мать, вспоминал слезы сестер... Они испробовали все (и так неумело!), лишь бы вырвать его из когтей «этой женщины»... Он помнил, как мать говорила ему: «Она не любит тебя. Она хочет отомстить мне, украв тебя... Бедный ребенок... Она ведь была никем, a mere nobody[20], — с горечью повторяла она, утешаясь возможностью свободно выражать свое несчастье на английском, а не как Белла, которая выучила его со случайным любовником. — Сейчас она празднует победу, радуется, что забрала у меня сына. Эта несчастная, которую я отказывалась принимать у себя, не потому что она была бедна, слава Богу! Я выше этого!.. А потому что она вела себя, как развратная девка... Гадюка!.. Забрать у меня сына! И ты веришь, что она испытывала какое-либо другое чувство? Сын, поверь мне, мужчину любят не за его достоинства, а назло другой женщине...»

«Да! — думал Макс. — Мама была права...»

Теперь у него было достаточно опыта, чтобы признать: любовь в чистом виде, без примеси других чувств, случается крайне редко... Сперва Белла действительно хотела отомстить старухе Сафроновой, но потом полюбила его столь истово, как только такая женщина, как она, была способна полюбить... Он не догадывался, что его молодость, его пыл и страсть лишь удовлетворяли ее похотливую потребность в опасной любви, которую однажды разбудил в ее сердце случайный мужчина...

«Она хотела, чтобы я жил и дышал только ею. Теперь я один на целом свете, но по-прежнему возле нее...»

Ему казалось, что он задыхался от этого страха одиночества. «У меня нет ни одного друга, кроме Элен... Для Беллы простых человеческих, семейных, дружеских, товарищеских отношений не существует. Пока я с ней, я всегда буду нуждаться в друге, семье, домашнем очаге...»

«Почему бы мне не расстаться с ней?» — иногда спрашивал он себя. Однако ему уже казалось невозможным жить без семейства Кароль, к которому он был привязан и сердцем, и обычной человеческой привычкой. У него никого не было, кроме них. Его страх одиночества становился все острее, все безнадежнее... Иногда он по нескольку дней кряду не отвечал на телефонные звонки и послания Беллы. Но ему было слишком тоскливо на чужбине, без друзей и работы. Он приехал из России с состоянием, которое было не настолько большим, чтобы позволять себе дорогие развлечения, но и не настолько скромным, чтобы беспокоиться о заработке на жизнь... Ему хотелось увидеться с Элен. Он возвращался к Каролям, любовался ее летящей, пружинистой походкой, тем, как легко она ступает, бегает, едва касаясь земли. С восхищением, горечью и завистливым отчаянием он шептал:

— Боже мой, как же ты молода, как молода!..

Он украдкой брал ее руку, целомудренно и робко прижимал к своей щеке.