Вино с печалью пополам. Статьи о русской поэзии

Эта преемственная реплика для нас важна и показательна, поскольку принадлежит человеку нового поколения. Вот, словно в нерасторжимой связке, слова упомянутой выше молодой писательницы и о Никитине: «Первая моя книга – и сейчас любимая. Мне четыре года. Помню тепло от печи, свет от пяти окон в просторной бабушкиной горнице. В кухне зашумели разговоры. Это приехал мамин крёстный, прошёл в калитку, скользнув под яблоневую ветвь, поднялся на крыльцо, и вот в моих руках – его дорогой подарок, “стихи”. Открываю наугад новенькую книгу и вижу рисунок: в калитку входит господин в чёрном цилиндре. Опираясь на трость, он оглядывает заросли сада перед домом и, наверное, слушает пение птиц. Я долго глядела на этого господина и на заросший сад – в тонкой брошюре Ивана Никитина, изданной в 1982 г. Это была иллюстрация к стихотворению “Первый гром прогремел”».

Напомним, что стихотворение заканчивается такими строками:

Стал уютней, светлей уголок мой теперь:
Этой кроткой семьи новоселье,
Может быть, после смут, и борьбы, и потерь
Предвещает мне мир и веселье!

Написано словно для нас, сегодняшних, живущих в грозовые времена. А какие времена в России – не грозовые?

И. С. Никитин напишет из Воронежа в письме Н. И. Второву в 1859 г.: «Где это золотое время, когда, бывало, при закате солнца мы бродим с Вами по полям, говорим о том, что облагораживает душу; между тем в синеве звучит над нами весёлая песня жаворонка, тучки горят в огне, поле застилается туманом, рожь засыпает и запах созревающего колоса разливается в свежем вечернем воздухе… Невозвратное время! Теперь уже не с кем побродить мне по полям».

Иван Никитин – поэт провинциального простонародья, сочинивший песню, которую знала вся Россия, и русское сердце до сих пор отзывается ей: «Ехал из ярмарки ухарь-купец…». Он был и патриотом, и вольнодумцем. В Воронеже в круг Никитина вошёл молодой учитель Алексей Суворин (в нынешнем году отмечали 180 лет со дня его рождения), уроженец села Коршево Бобровского уезда Воронежской губернии, тогда вольнодумец и чуть ли не либерал (а кто не вольнодумец в молодости!), а потом – столп русского консерватизма. Он привязался к этим «бородатым воронежским острословам, хмельным спорам, журнальным новинкам и потрёпанным книгам».

Нам сегодня также пора вспомнить, что русского человека гнал трудиться не «план пятилетки», а призывала сама природа, рождавшая в нём песню, которую и вынесли из народных глубин Кольцов и Никитин, «подслушали» Глинка, Чайковский, Рахманинов. На стихи А. Кольцова, вобравшие в себя дыхание русской природы и русского характера, общенародную мудрость, написаны произведения Римского-Корсакова, Мусоргского, Даргомыжского, много писал Балакирев (помните «Обойми, поцелуй…»?). Популярным романсом стали стихи Кольцова «Разлука» (1840), впоследствии положенные на музыку Гурилёвым.

Московский композитор Владимир Беляев, многие годы проживший в Воронеже, с 2003 г. профессор кафедры оркестрового дирижирования Российской академии музыки им. Гнесиных и Московского государственного института музыки им. Шнитке, написал в 1986 г. музыку к балету «Алексей Кольцов».

Наш современник А. Печерский, пораженный величием и благостью строк Никитина, сразу решил, что созданная им православная народная газета будет называться «Русь Державная». И она выходит, уже почти два десятка лет, – с иконой Богородицы «Державная» в логотипе на первой полосе.

А как Кубанский казачий хор исполняет эту песню!

Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!

Широко ты, Русь,

По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!

У Никитина, как и у его старшего товарища Кольцова, поэзия народно-песенна: «Старый мельник» или «У кого нет думы». А вот «Гнездо ласточки»: «Одна певунья-ласточка, Под крышей обжилась, Свила-слепила гнёздышко, Детьми обзавелась…» У Никитина – живо понятие «любить», равносильное «жалеть»; так он и о жаворонках пишет, и о «сохе-матушке», и «зреет рожь – тебе заботушка», и «хлеб поспел – тебе кручинушка». Эти слова ласкают русское сердце и в наш железный век. Так бабушки наши говорили. Поэзия была их дом.

Человек на земле, даже на барщине – всё же «живей» и свободнее человека, мигрировавшего на тесную городскую кухню, будь он инженер или учитель. Человек на земле способен объять Вселенную, и она для него – центр мира, он благословляет власть Божию, власть природы, власть отца Отечества, а человек, оторванный от земли, читай традиций, исторической памяти, национальной культуры, иерархии во всём строе мироздания, не способен принять власть даже самую расположенную к нему, ибо центр мира для него – его личность, как правило, угнетённая.