Вино в потоке образов

Бывает, что подобная игра знаков тяготеет к абстракции. Как, например, на данном медальоне [74],[192] где рисунок похож скорее на беглый набросок кистью, и разобрать его довольно сложно. Посередине изображение загорожено большим черным треугольным пятном: это рог, ритон [19].· В оставшейся части – персонаж, изображенный со спины: две параллельные вертикальные черты намечают линию позвоночника, по обе стороны от которого двумя завитками обозначены лопатки. Слева – согнутая нога, коленом вверх. Голова повернута вправо; длинные черные волосы спадают локонами на левое плечо; прямо над правым плечом можно разглядеть глаз. На голове у пирующего колпак скифского типа [1].

Подобное изображение становится понятным только в том случае, если держать в уме его образец, если знать, к чему оно отсылает. Небрежность линий и поспешность исполнения этого рисунка свидетельствуют о том, что художник не стремился произвести миметический эффект; это не реалистическое изображение, а всего лишь торопливый набросок пирующего на симпосии. Единственные характерные его черты – скифский колпак и рог, ритон несоразмерных пропорций; пирующий его не держит, рог расположен поверх изображения. Это знак, напоминающий о скифских обычаях винопития; о них говорит Анакреонт, рассказывая о том, как не нужно вести себя на пиру:

Принеси мне чашу, отрок, – осушу ее я разом!
Ты воды ковшей с десяток в чашу влей, пять – хмельной браги,
И тогда, объятый Вакхом, Вакха я прославлю чинно.
Ведь пирушку мы наладим не по-скифски: не допустим
Мы ни гомона, ни криков, но под звуки дивной песни
Отпивать из чаши будем.[193]

Пить как скиф – значит пить неразбавленное вино; демонстративное использование ритона напоминает о сосуде Диониса; Дионис – единственный, кто может, не опасаясь, пить чистое вино. Изображение, таким образом, заставляет вспомнить о злоупотреблении вином и опьянении, которое ждет всякого, кто пьет, не зная меры.

75. Краснофигурная чаша; ок. 500 г.

Схожее впечатление производит изображение [75],[194] где мывидим сатира, который залез в кувшин с вином; он целиком окунулся в сосуд, из которого торчат только его ноги, хвост и фаллос. Перед кувшином изображен черный силуэт нетронутой, неподвижно стоящей на земле чаши, напоминающей о правилах благопристойного винопития. Здесь же, напротив, нет и намека ни на смешение, ни на распределение вина: сатир хочет все и сразу, и безо всяких посредников.

Геракл и Дионис [76][195] встречаются возле канфара, изображенного на охлаждающем сосуде, брюшко которого разделено на две зоны. В верхней части передвигаются на четвереньках шестеро сатиров. В нижней стоят единокровные братья (оба сыновья Зевса, матерью одного стала Алкмена, другого – Семела), они обращены лицом друг к другу, каждый держит в руках собственные атрибуты, Геракл – палицу и лук, Дионис – плющ и канфар. Нижняя зона представляет собой фриз с изображением десяти черных сосудов, девяти скифосов и канфара. Последний помещен между Гераклом и Дионисом, прямо под канфаром, который держит бог, – словно для того, чтобы лишний раз напомнить об этом атрибуте бога. Встреча проходит под знаком распределения вина между Дионисом, хозяином симпосия, и Гераклом [71].[196]

76. Краснофигурный псиктер; т. н. художник Клеофрада; ок. 500 г.

Пластические и декоративные эффекты подобных фризов с изображением силуэтов пиршественной посуды всегда мотивированы; по крайней мере, бессодержательными эти визуальные игры назвать никак нельзя.

Но художники на этом не останавливаются; они не только выделяют сосуды подобным образом, иногда они принимаются украшать их изображениями. Симпосий, на котором смешиваются всевозможные удовольствия, не забывает радовать глаз и уделяет внимание зрительному ряду. Греческую культуру часто считают культурой слова, логоса, и это верно; но и визуальная составляющая занимает в ней большое место: греки создавали статуи, фрески, вышитые ткани, всевозможные скульптурные, резные и разрисованные изделия, от которых до наших дней дошла лишь ничтожная часть. И если Платон осуждал изобразительные техники, то у него для этого были веские основания.[197]

О визуальной восприимчивости греков свидетельствует, среди прочего, знаменитая сцена из «Иона» Еврипида, в которой раб описывает приготовления к празднику в Дельфах. Вначале раскидывают шатер: