Ресторанчик Стенли оказался небольшим залом, расположенным в полуподвале, толстые каменные стены которого украшали бронзовые светильники в форме меноры. Между ними располагались киноафиши — некоторые выцвели настолько, что можно было лишь угадать профиль Берта Ланкастера или улыбку Греты Гарбо. Кое-где попадались фотографии Лондона, изъятые, должно быть, из какого-то туристического проспекта. Сам хозяин стоял за стойкой бара и с настороженной цепкостью взглянул на нового посетителя. Впрочем, лицо его сразу расплылось в широкой улыбке.
— Добрый день! Какая приятная встреча! — проговорил он по-английски. — Устроились на новом месте и даже успели прогуляться?
— Добрый день, — сняв шляпу, Марк положил ее на потертую кожу стойки. Слова эти, сказанные на иврите, вернули глазам хозяина их прежнюю настороженность.
— Очень жарко, — отвечал он уже на иврите, медленно подбирая слова. — Что-нибудь выпьете? Может быть, холодного белого вина?
— Прекрасно, — сказал Марк, оглядывая зал.
Посетителей было немного: за столиком неподалеку располагался толстый араб в европейском костюме и какой-то господин в кипе. Он что-то втолковывал арабу, наклонившись к самому его уху. Тот молча жевал, время от времени отдуваясь и покачивая головой. В дальнем конце зала у стены сидела дама в светлом платье с легкой изящной шляпкой на тщательно уложенных волосах, и британский офицер.
Скрип двери у Стенли за спиной. В полутьме — мягкие очертания женской фигуры. Жена Стенли Тея осторожно поставила поднос с фужерами на стойку, распрямилась…
Вчера по приезде Марк видел Тею мельком. Теперь он смог рассмотреть ее подробней: приземистая фигура, бледное лицо с чуть приплюснутым носом и толстыми губами. Большие темные глаза с длинными ресницами. И глаза эти, не мигая, разглядывали Марка. Медленнная улыбка раздвинула губы.
— Здравствуйте! Как вам нравится наше местечко?
— Я просил кофе с шербетом. Где он? — раздраженно проговорил Стенли, обернувшись к жене.
— Кофе… Конечно. Кофе с шербетом! — нараспев произнесла она, и покачивая тяжелыми бедрами, скрылась за дверью.
Марк поднес к губам бокал с вином, сделал глоток. Вино было холодным и терпким.
— Она называет Иерусалим местечком. Забавно.
— Ей не нравится Иерусалим. Жара, пыль, провинциальность… И вдруг, посреди всей этой тишины — стрельба, взрывы…
— Что поделать! Такой город.
— Да уж… Два месяца назад под самыми нашими окнами был большой балаган. Ребята из «Лехи»[4]
отбили у англичан своего командира. Его накануне доставили в клинику доктора Каца — она в соседнем доме… Две пули залетели в окно. Слава Богу, мы целы — только на стене остались вмятины. У жены после этого была чуть ли не истерика. Уедем, уедем! А куда? Кто знает, где нас подстерегает очередная Катастрофа?— Я слышал об этом деле. Говорят, оно всполошило англичан.
— Еще бы! В пятистах метрах от управления полиции!
— Вы считали?
— Ха-ха, — сказал Стенли, — ха-ха. А вы шутник.
— Еще какой!
Марк снова приложился к бокалу.
— Вы впервые Иерусалиме? Поначалу я подумал, что вы — литвак[5]
.— Нет. У меня другая компания.
— Да уж, вижу…
— Я бывал здесь раньше. Вообще-то я живу в Тель-Авиве.
— Конечно… Там поспокойней, да и англичан поменьше.
— Их везде хватает. Ничего, помяните мое слово, скоро они уберутся отсюда.
— Вам из Тель-Авива видней… Меня это не касается. Мое дело — вкусно накормить. А политикой пусть занимаются другие.
— Согласен с вами. Хорошая еда — основа основ. Но если серьезно… завоеватели приходят и уходят, а Иерусалим остается.
— Вы правы. Вся проблема в том — кого считать завоевателями. Конечно, это…
Снова возникла Тея. Прервав фразу, Стенли проследил за женой — неторопливо подойдя с подносом к ближнему столику, поставила на его мраморную поверхность две дымящиеся чашечки и тарелку с шербетом; наклонилась к арабу, что-то сказала. Засопел, задвигался, хохотнул, словно пролаял. Покачивая бедрами, скрылась за дверью.
— Конечно, это все философия. Но в нашем веке ради разных философий были уничтожены миллионы людей.
— Да, да, — Марк достал из кармана мятую пачку сигарет. — Насильственная смерть… Это ужасно. Вы позволите?
— Пожалуйста!
Щелчок зажигалки. Казалось, Стенли как фокусник извлек ее из рукава:
— К примеру, в прошлом месяце убили настоятеля русского собора — того самого, который рядом, на площади…
— И что же?
— Да никому дела нет. Прихлопнули как муху.
Двое за дальним столом поднялись, направились к выходу.
— До свиданья, Стенли! — проговорила дама, поравнявшись со стойкой.
— До свиданья, госпожа Ребекка, — отвечал Стенли, растянув губы в вежливой улыбке.
Дама была в том возрасте, когда женщины принимаются усиленно искать элексир молодости. Офицерик, совсем мальчишка, шел за ней как собачка на привязи. Возможно, она нашла подходящее лекарство? Госпожа Ребекка не удостоила Марка взглядом.
— Красивая женщина, — проговорил Марк, глядя им вслед. — Правда, несколько высокомерна.
— Все это видимость. Цену набивает.
— И кто же покупается?
— В основном, офицеры. У нее к ним слабость.
Задумчиво Марк разминал пальцами погасшую сигарету.