Виноградники ночи

Нинка пришла к нему, как и остальные — в поисках какой-нибудь поденной рублевой работы — она уже тогда пила. Наверное, она мыла пол, расставив короткие ноги с сильными икрами, подоткнув подол. Картинка эта стала классической еще века полтора назад, во времена расцвета так называемой дворянской литературы, но потом баре и дворовые девки перевелись, задирать подол стало не перед кем. А ведь сколько Ванюшек-ключников. Васильков-истопников и прочей дворовой челяди было зачато таким образом! Не говоря уж об очередной Арине, в свой черед однажды появлявшейся в барском кабинете, чтобы вымыть пол. Барин сидит в кресле в ночном халате. Ему муторно от вчерашнего перепоя. Он смотрит, как Арина лихо елозит руками по полу, и белый зад ее, ничем не прикрытый, (поскольку штанов тогда не полагалось), нагло торчит в сторону барина. Он чувствует, как вялый член его начинает набухать тяжелой кровью, подходит к ней сзади, запускает руку между ног, Арина охает, замирает, и вот уже барский член входит в нее, и все сильней, и сильней… Она цепляется обеими руками за пол, но мокрые доски скользят, а барин мерно толкает ее в зад. И тогда она начинает медленно ползти по полу, в такт толчкам перебирая руками и охая. Таким образом они добираются до книжного шкафа в дальнем углу, где барин и кончает в Арину, шумно отдуваясь, под язвительной улыбкой гипсового Вольтера.

Дед был деловым человеком, а не русским барином. Поэтому, думается, он сначала заключил с Нинкой устный договор, согласно которому она будет подставлять ему зад по требованию, а он будет давать ей за это не менее рубля. А может быть, все получилось поначалу само собой, а потом уже оформилось в устное соглашение. Как бы то ни было, с тех пор Нинке у деда был открыт хоть и ограниченный, но устойчивый кредит, который можно было бы назвать условным, поскольку брала она у деда деньги не только на водку, обещала отдать, но, разумеется, никогда не возвращала.

После смерти Ривы дед стал появляться с Нинкой на людях, все тяжелее опираясь на ее плечо, поскольку слабел. А она безропотно делала все, что он скажет — разбирала сарай, развешивая для просушки на заборе старое ривино тряпье, таскала воду в бочку с гнилым дном, приобретенную дедом по счастливому случаю, дабы она была всегда наготове в качестве противопожарного средства, и даже ездила с ним в далекую Москву, когда ему требовалось уладить пенсионные и другие дела.

После его смерти она стремительно заскользила вниз, и уже через год превратилась в старуху. Она пришла ко мне однажды просить денег, когда я приехал на дачу по какому-то делу — видно, увидела свет в знакомых окнах. Серые растрепанные волосы, ввалившийся рот, лихорадочный блеск в глазах… Я протянул ей рубль, она жадно цапнула его; приблизив ко мне синюшное лицо Медузы, проговорила «Ты ведь знаешь, я жила с твоим дедом!», и лицо ее осветила странная улыбка — то ли горечи, то ли торжества.

На днях я вышагивал по улице вдоль ворот — три шага в направлении мотороллера официанта Шая, три шага в направлении почтового ящика, прикрепленного к забору (можно иногда удлинить путешествие и под видом проверки двери, ведущей на задний двор, сделать еще пять шагов — дверь должна быть всегда заперта). Я размышлял о начатом мною повествовании и так задумался, что едва не миновал мотороллер Шая. Только когда осталось всего четыре шага до автобусной остановки, я остановился… Вечерняя Невиим простиралась предо мною, и глядя на нее, я вдруг подумал, что обязательно нужно кого-нибудь убить. Я повернул обратно, и когда подошел к воротам, за которыми гудел переполненный ресторан, вполне утвердился в этой мысли. Во-первых, просто руки чешутся кого-нибудь порешить — например, вот эту гогочущую американскую парочку — я уже знаю, они будут сидеть дольше всех, и уже за пустым столом все говорить и говорить на своем лающем американо-английском, а мне ведь надо успеть на последний автобус!.. Во-вторых, повествование значительно оживится, если появится труп. Как там в учебниках по написанию детективов? — «Ранним утром, совершая обычную пробежку по Центральному парку, Дэвид Коллинз свернул в кусты, чтобы облегчиться. Направив струю на груду опавшей листвы, он вдруг увидел, как из-под листьев медленно высунулась скрюченная рука!»

Разумеется, я не успел на автобус и вынужден был снова идти пешком. Но ночная прогулка пошла на пользу, и когда я подымался по лестнице вверх в свою квартиру мимо квартиры слепого рава Мазиа, что живет на первом этаже, сцена уже столь явственно оформилась в моем мозгу, что осталось только включить компьютер и настучать ее…