Виноватые и правые: Рассказы судебного следователя

На следующий день в указные девять часов привели ко мне арестантов, и пришел начальник команды. Крючиха казалась такою же, как и всегда; Паточка тоже: она весело улыбалась, но на лице ее заметны были следы бессонницы. Ей, по-видимому, нравился арестантский костюм, в который с чего-то одело ее тюремное начальство; ей нравился звук ружей, опускаемых конвойными солдатами на пол. Я приступил к допросам, и начал с старой Крючихи. Как и накануне, она уклонилась от прямых ответов, и лишь одним, тоже уклончивым объяснением, дополнила прежние показания: на доводы мои, что зять ее убит если не в ее доме, то очень близко, она отвечала:

— Не знаю я, — пьяна была, так спать легла.

— Где спала?

— На печи, надо быть.

— Да там, говорят, Иванов спал?

— Не знаю… пьяна была.

Паточка, как и следовало ожидать, оказалась словоохотливее матери. Она ночью обдумала, что говорить ей на следующий день.

— Вы раньше показали, — начал я допрос, — что ваш муж, на другой день после имянин вашей матери, рано утром ушел по волостям.

— Нет-с…

— Как же нет? Вы к исправнику и ко мне приходили с заявлениями об этом…

— Так точно-с: я приходила… только я тогда не знала…

— Чего не знали?

— А что он тут найдется.

— Как же не знали? Это так близко от вас… иначе это непонятно. Зачем вы и исправнику, не один раз, и мне объясняли, что он ушел?

— Да я вижу, что поутру его нет… ну и вещей его нет, так и подумала, что он ушел, а там…

— Теперь вы видите, что не там, а здесь!

— Точно так-с.

— Значит, не уходил?

— Значит, нет-с.

— Вы видели, что он найден в том платье, в каком ходят дома?

— Точно так-с! Только без пояса. Да где же прочее-то платье? И пояса на нем нет!

— Это обстоятельство не очень важное; притом, согласитесь сами, что поясу нельзя остаться на человеке, который перерезан пополам?

— Точно так-с! Только опять как же инструмент пропал?

— Убийца мог забросить куда-нибудь для доказательства того, что вы раньше говорили, т. е. что он ушел из дома.

— Это может быть-с. Видно, уж этому человеку не в первый раз такие дела делать, — знает как!

— Нет, почему же? Для этого не нужно особенной опытности и много хитрости.

— Нет, мне так этого не выдумать, — заметила Паточка, улыбаясь.

— Потом опять вы видели, что в желудке вашего мужа найдена та самая пища, которую вы ели на имянинах вашей матери.

— Нет-с, не видала… страшно было смотреть.

— Все равно, другие видели. Это записано в акте и протоколе вскрытия. Хотите, я прочту?

— Нет-с, я верю.

— Согласитесь, что, судя по платью, он должен быть убит дома.

— Точно так-с; только это, может быть, нарочно подделано, чтобы подумали на нас.

— Это мудрено. Но я согласился бы с вами, только согласитесь и вы, что сморчки-то нельзя подделать.

Паточка задумалась.

— Теперь я и сама вижу, что мудрено… Как же так? — как будто сама себя спросила Паточка.

— Это еще не все. Вы ведь в тот день не пьяны были?

— Нет-с. Я никогда вина не пью; да не люблю, как и другие-то пьют. Вот и мужа-то когда я укладывала спать, так хоть и муж, а такой противный показался… Лучше бы я с самым последним ссыльным…

— Ну, вот видите! А раньше вы говорили, что после того, как вас прибил муж, ушли на чердак в чуланчик.

— Точно так. Мне совестно было сказать, что я с мужем… т. е. его укладывала спать. Это точно так; а потом и ушла в чуланчик-с.

— Что же вы в чуланчике делали?

— Да что делать? Плакала.

— И не выходили оттуда все время, пока были у вас гости?

— Нет-с… не выходила.

— Смотрите: вы уж не один раз давали неточные ответы на мои вопросы; а это не служит в вашу пользу. Что, если гости ваши скажут, что вы выходили к ним?

— Это точно так-с: может быть, и выходила за чем на минутку-с; только с ними не сидела… я ведь вина не пью-с, так что мне с ними сидеть в этаком расстройстве?..

— Это более, нежели вероятно. Но после того, как гости ушли, вам уж не было надобности отсиживаться в чуланчике.

— Точно так-с. Только выйду, загляну в заднюю горницу потихоньку, а как вижу, что муж лежит… спит, и затворю дверь опять потихоньку; думаю: ну, слава Богу, хоть проспится… А в переднюю нельзя: там маменька с Терентьем Ивановичем спала… А потом я и сама легла спать. Встала поутру; вижу — нет! Ну, думаю, ушел, Бог с ним!.. Вот и все-с.

— Нет, позвольте, еще не все. — Как же можно, чтобы муж ваш ушел, не сказавшись ни вам, ни вашей матери? Так долго спавши, согласитесь, он не мог уйти, например, не закусивши?

— А я думала… кто его знает!

— Но вы согласитесь, что он убит у вас в доме и вытащен за огород, потому что подкидывать разрезанный труп чуть не к самому дому неудобно: на это никто не может решиться.

— Да ведь…

— Нет, позвольте мне досказать. Вы говорите, что видели, как он день спал в задней комнате; след. мог уйти только ночью. Но куда же он мог пойти ночью?

— Да ведь Господь его знает-с!

— Но денег у него не было?

— Не было-с.

— К этому времени он, конечно, проспался?

— Как не проспаться-с!

— След. драки сочинить не мог, да ночью и не с кем?

— Точно так-с.

— Ну, так как же?

— А вот что, в. в., не притащили ли его как-нибудь после?

— Я уж сказал вам, что это было бы чересчур рискованное дело.