Виноватые и правые: Рассказы судебного следователя

— Нет, этот, говорят, выродок был, — в мать пошел. Да все другие-то семейники в старика удались. А как бы за убийцу-то угодила, так укоротали бы ей веку то, как и старухе-то Еремеевой. Да ведь все они вот какой народец, в. в.: сказывают, ни одной панихиды не отпели над покойничком; а вот Алексей-то Долгий, — ведь что бы тот ему, — наравне с родителями в поминанья пишет «убиённого Алексия»… Алексеем тоже покойника-то звали. А может, он, мученик, сам молитвенником за них предстоит пред Господом; может, из-за его мученических молитв и дом-то Долгого — как полная чаша. Даром что семья у них большая и все мал-мала меньше, а нужды никакой ни в чем не знают. Вот недавно Долговязый-то новый амбар под хлеб срубил. Говорят, и деньжонки ведутся. И все это, в. в., ведь не злым делом каким… не то, что у дедушки Еремея. Оттого у этого все прахом и разнесло… и Бог знает, достанется ли что кому! А вот Алексею-то ли, Марье ли после мученика как-то перо досталось зеленое… павлинье, так они его по сю пору за образом воткнуто держат; потому, видоки сказывают, как поутру осветит его солнышко, так как будто кровь мученическая проступает на нем… алая такая… Говорят, как проступит она — и солнышко веселее заиграет, а как спрячется — и солнышко облачком задернет. Шибко дивятся наши диву этому дивному… Сам я не видал… не доводилось, а видоки на то многие есть.

IV Проказы лешего

В половине июня 186… года я получил отношение станового пристава, которым он приглашал меня в Монастырскую волость для нахождения при вскрытии трупа младенца мужского пола, найденного в колодце. Путь лежал мимо становой квартиры. Здесь, кроме станового, я нашел уездного врача с лекарским учеником, и мы двинулись к месту происшествия все вместе. Приехав на последнюю станцию, я пригласил еще волостного заседателя в качестве депутата при предстоящем следствии.

Монастырек, собственно, не волость в официальном смысле, а маленькая группа деревушек, с населением около 100 душ. Это такая местность, куда сам Макар телят не гоняет; она лежит среди обширного, покрытого лесом болота, в стороне от проездных дорог, верстах в 25, и то, быть может, семисотенных, от ближайшего селения.

Большую часть этих 25 верст, которые, как говорят, какая-то баба клюкой мерила, мы прошли пешком, часто проступаясь в болотистой почве и запинаясь о пни и колоды. Только изредка встречались суходолы; но ничто не веселило взора: одни болезненно-тощие ели рассеяны кругом по болотистому желто-зеленому фону. Между тем, северное солнце вступило в свои права. Разговоры не клеились, потому что все мы находились под влиянием тягостного утомления. Я попробовал завести разговор с ямщиками, чтобы узнать, по крайней мере, слухи о происшествии, которое мне предстояло обследовать; но попытка эта не имела успеха.

— Да не доводилось нам и бывать в этом в Монастырьке, ваше высокоблагородие, — отозвался один из ямщиков. — Делов там не бывало, да и монастырчане-то к нам редко бывают. Сами видите, какое дикое место у них… и дороженки-то деланой нет к ним. Там и крещеные-то пополам с лешаками живут. Вон и лонись[37], сказывали, лешак девку уносил…

— Как так?

— Ей Богу, говорят, не благословись в лес пошла. Вот ведь каков народец там, в. в!.. Дикий народ! А еще крещеными прозываются.

— А что же девка-то, вышла от лешего?

— Вышла, говорят. Уж в избе у лешака догадалась перекреститься; так соседи еле живую под колодиной посередь болота нашли… на другой день никак.

Наконец вдали показалось поле. Мы повеселели. Даже лошади стали бодрее. Мы сели в повозки и с неслыханным в Монастырьке звоном нескольких колокольчиков вдруг въехали в первую деревушку.

Тотчас же заметили мы 3-х мужиков. Оказалось, что это были очередные караульные при трупе. Мы тут же осмотрели его, и оказалось, что он значительно разложился.

Резиденцией свой мы избрали дом, ближайший к трупу и колодцу, из которого первый вытащен. Первым нашим делом было позаботиться о самоваре, а затем и об обеде. За самоваром послали к священнику, которого велели пригласить к себе. Становой занялся распоряжениями о сборе народа, доктор принял на себя заботы о столе, а я от нечего делать отправился на крыльцо, которое уже успела окружить толпа ребятишек, почему я и захватил с собой несколько кусков сахару.

Когда я вышел, робкая толпа отодвинулась, но не разбежалась, заметив, что я сел на ступеньку. Бойчее других оказалась девочка лет 6. Она выдвинулась поближе ко мне и стала внимательно меня рассматривать.

— Подойди ко мне, девушка. Чья ты?

— А не подойду.

— А я тебе чего-то дал бы.

— А чего бы ты мне дал?

— Сладкого, сахару.

— А что сахар?

— Сладкое, я говорю.

— Ну, а покажи.

Я показал. Девочка подумала.

— Нет, не пойду, — все-таки сказала она.

— Отчего же?

— А как ты лешак?..

— Да с чего же ты взяла, что я лешак?

— А ишь на тебе какая лопотина-то некрещеная.

— Нет, я человек крещеный.

— А ну-ка перекрестись.

Я перекрестился. Девочка подошла ко мне нерешительно. Я подал ей сахар, но она все-таки не взяла.

— Ты сперва сам поешь, — сказала она.

Я откусил. Девочка опять подумала.