Виноватый

— А ты разве испытал, что это за геройство?

Комсомолец продолжал.

— ...Пусть поработает еще, в комсомол успеет. Пусть покажет себя.

— Правильно,— крикнул Алесь,— пусть докажет, что он порвал с торговцами-родителями, а то слова, брат!..

В зале зашумели. Опять выступил секретарь ячейки.

Он обратился прежде всего к Алесю.

— Я не знаю, что Алесь хочет от товарища?

— Я скажу, что я хочу,— ответил Алесь.

— ...Мы имеем дело с товарищем,— продолжал се­кретарь,— который порвал, я подчеркиваю, который пор­вал с родителям-торговцамн. Нельзя же обвинять това­рища в том, что он родился от торговца.

— Я не в том его обвиняю,— ответил Алесь.— Но у нас бывает так, что примем, не зная, а потом...

— Товарища знают, если бы никто не знал, а то... Надо же слушать, что говорил Пипиков, член партии...

— Я слышал, но Пипиков меня не убедил.

— Ну, тогда скажи, чего ты хочешь, и пускай он ска­жет. Я полагаю, чтобы Алесь и Никита сказали собранию, чего они хотят...

— Да иди ты, я сказал, чего я хочу, и все.

В зале засмеялись.

— Если так, я голосую. Кто за то, чтобы постанов­ление бюро ячейки утвердить? Считайте... Кто против... воздержался?..

В зале было тихо. Подсчитывали голоса.

— Двадцать два — за и девятнадцать — против. При­нимается.

* * *

В городе, где служил Денис Смачный, было техниче­ское учебное заведение типа техникума. В этом году на­бирали туда всего сорок пять человек учащихся. Отбор был самый строгий.

Сын Смачного только закончил семилетку, и Смачный хотел, чтобы сын обязательно попал в это учреждение, а не в какое-нибудь другое.

Вечером Смачный написал сыну заявление, подобрал необходимые документы и решил сам сходить к директо­ру учебного заведения и поговорить с ним о сыне. «Хоть он и беспартийный,— думал Смачный,— это даже и лучше, легче будет с ним разговаривать. Человек он известный, пользуется влиянием и может все сделать... Преступления я этим никакого не совершаю...»

Улучив время, Смачный пошел к директору. Когда зашел в кабинет, запросто подал директору руку.

— Добрый день, Артем Семенович. Простите, что я прямо так к вам. Я — Смачный, работаю в...

— Садитесь. Очень рад. Чем могу быть полезен?..

Смачный сел и снял фуражку.

— Еще раз простите меня, Артем Семенович. Я к вам по очень щепетильному вопросу. Относительно своего сына...

— Так, так...

— Сын хочет учиться только в вашем заведении и больше нигде...

Директор не понимал Смачного, не знал, что тот хо­чет.

Смачный сбился, заметив удивленный взгляд директо­ра, и перевел разговор па другое.

— На днях я получил письмо от одного знакомого студента, агронома. Пишет, что у них разоблачили и ис­ключили из техникума сына бывшего крупного поме­щика.

Директор уже совсем не понимал Смачного, но слушал и даже вставил свое замечание.

— Да, да. Исключают. Бывают случаи.

— Но я считаю это не совсем нормальным...

— Что? Смотря какой факт. С кем имеем дело...

— Я согласен. Но можно ли так ставить вопрос, что­бы не дать образования детям социально чуждых нам групп населения?

Директор молчал.

— Я это говорю потому, что у нас в этом вопросе очень пересаливают, перегибают палку...

— Может быть, может быть. Наверное, так бывает...

— Да, да. Я знаю много фактов, убедительных фактов.

— А вы возьмите хотя бы вопрос так называемой пролетаризации. Вы знаете, как это получается?

Смачный хотел во что бы то ни стало попасть своей беседой в тон настроения директора и потом опять вер­нуться к разговору о сыне.

— Возьму для примера себя. Я даже коммунист, я ра­ботаю, но я интеллигент. А курс на пролетаризацию — это курс на рабочих, батраков, крестьян, и получается, что мы — интеллигенция, не имеем возможности учить своих детей. Выходит, что наши дети тоже фактически не имеют права на образование...

— Да, да...

— Получается как-то немного странно. Пролетариза­ция,— а нам, интеллигенции, негде детей учить, или, если хочешь, бери то, что остается, самые худшие места. Но выбирай, где ты хочешь, а где место тебе останется. А раз­ве мы, вот хотя бы вы, Артем Семенович, не такие проле­тарии?.. Разве в том дело, что один физическим трудом занимается, а другой умственным?

— Это последнее имеет все-такы значение, с этим нельзя не считаться. Мы, интеллигенция, имели большие возможности и прежде учиться, поэтому сейчас не страшно, если немного и потеснимся. Люди физического труда получили право на школу, науку только с революцией... Это надо учитывать... Но с вами иное дело, вы же коммунист...

— И все равно, как видите. Коммунист, но — не про­летарий, и потому такое же положение, как и обычного бес­партийного интеллигента. Коммунист — и иду к вам, Артем Семенович, к беспартийному интеллигенту, просить за сына... Хи-хи-хи...

Директору надоела беседа со Смачным. Он поднялся со стула и начал ходить по кабинету.

— Да. Есть много ненормальностей, недоразумений... А дело вашего сына обязательно в ближайшие дни рас­смотрим, я внесу на комиссию, и постараемся принять...

Кто-то шарил за дверью ботинком и кашлял. Дирек­тор с еще большей нервозностью заходил по кабинету.

— Есть ненормальностей еще много...

Смачный подошел к нему у двери, наклонился к лицу.