Виновник завтрашнего дня (СИ)

Не знаю, сколько я вот так просидела: зарывшись пальцами в волосы, уставившись в одну точку. Может, пять минут, а может, и пару часов. Сердце то пускалось вскачь, то замирало. Мне было радостно и ужасно стыдно. Больно, волнительно, тревожно. Я то дрожала, обнимая себя руками, то пылала, мечтая оказаться под прохладным душем. А стоило только поднапрячься, так вспомнилось и водные процедуры у Таськи, и упорное желание вырваться из удерживающих рук.

Дура! Надо было наоборот, обхватить его ногами и никуда не отпускать. Пьяным ведь всё простительно, да? А ещё говорят, что у пьяного на языке то…

А-а-а… Мамочкиии… Ну вот как пережить этот вечер да ещё сидя за одним столом? Проще застрелиться.

Получается, Лёшка, он… и есть тот профессиональный стрелок, о котором говорил Павел Олегович, и это он будет помогать Вике в его отсутствие?

— Боже-е-е, я сойду с ума. Как же так? Лёшка-Лёшка, ну почему именно ты? Почему-у-у…

Это было слишком. Во всех смыслах. Так облажаться могла только я. Конечно, сидел как в сливах. На больных ведь не обижаются. Представляю, какое произвела впечатление. Сразила наповал в прямом смысле.

— За что, Господи? — воздела к потолку руки, ударившись затылком о стену. — Где я согрешила, скажи?

Плачь не плачь, вздыхай не вздыхай, а дело сделано. Это ещё чудо из чудес, что до сих пор не вызвали на ковер. Конечно, ухмыльнулась, поднимаясь с одеревенелой задницы, им сейчас не до меня. Вся их тревога — сплошная показуха. Игра на публику.

Подождав, пока разработается онемевшая нога, подошла к зеркальному шкафу и принялась изучать его содержимое. Конечно, хотелось вырядиться в кожаные шорты и растянутую футболку, но не хотелось подставляться перед Лёшкой. Хватит, уже и так опозорилась. Нужно выбрать что-то неброское, сдержанное.

Остановив выбор на кремовых брюках и любимой белой блузке с воротничком-стоечкой, снова поплелась в ванную. Не стала баловать себя, нежась по полчаса в ароматной пене, а просто приняла контрастный душ, возвращаясь в привычное состояние.

Стоило посмотреть на свое отражение в зеркале, как занесенная с кисточкой рука тут же обессилено рухнула вниз. Для кого? Ради чего?

Забросила тени обратно в косметичку и глубоко вздохнула. Пора.

Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, спустилась на первый этаж и, спрятавшись за огромным папоротником, стала изучать гостей.

Надо же, все такие пунктуальные, аж тошно. Олег с отцом беседовали с Викой у окна. Семейство Каземировых, в лице Юрия Николаевича и его жены Марины, бывшей топ-модели, трепались с сестрой Скибинского. Ванька, племянничек, сидел за столом и со скучающим видом мучил гаджет. А вот Лёшки с Павлом Олеговичем нигде не было видно.

Вика сегодня выглядела сногсшибательно. Ещё бы. То, с какой обворожительной улыбкой она порхала вокруг гостей, корча из себя хозяйку вечера, вызвало во рту горький привкус желчи.

Со стороны кабинета послышались приглушенные шаги и в ту же секунду мягко щёлкнула дверная ручка. Чтобы не гневить судьбу и не попасть под раздачу, быстро прошмыгнула за стол, наспех поздоровавшись со всеми. Сердце выносило грудную клетку, таранясь о ребра с такой частотой, что стало жарко. А может, и не сердце тому виной, а брошенный вскользь взгляд, который удалось поймать на себе, стоило Лёшке войти в гостиную вслед за Скибинским.

Мамочки-и-и, держите меня семеро. Как же он хорошо. Эта чёрная водолазка так и притягивали к себе взгляд. Увитые венами руки, с закатанными до локтей рукавами и бугрившиеся сквозь тонкую ткань мускулы едва не лишили меня сознания. Это они, родимые, несли меня в комнату. Обнимали, сжимали… направляли в лицо распылитель, собираясь утопить в ложке воды… Изверг. Я всё вспомнила. Пускай не так подробно, как хотелось бы, но было отчего вспыхнуть. Семь у восемь ему подавай. Ещё бы полное число «П» спросил, математик херов.

Пока я жарилась на раскаленной сковороде, не смея оторвать глаз от тарелки с ризотто, вокруг бурлила беседа.

Павел Олегович, оказывается, не просто так пригласил Лёшку, а чтобы представить всем как приближенное к семье лицо. Я не знала, куда деться, так как со всех сторон чувствовала на себе взгляды. Но тот, что был колючим и оценивающим одновременно, чувствовала больше всех. Кожа так и плавилась под его лучами, грозясь зажечься.

— Милая, ты хорошо себя чувствуешь? — забеспокоилась Ангелина Олеговна. — Что-то на тебе лица нет. Такая бледная.

Бледная?! Да я горю. Неужели не видно?

— А это последствия пищевого отравления, — вмешалась Вика, растянув губы в насмешливой улыбке.

— Ой, бедняжка. Я-то смотрю, ничего ведь не ешь. Плохо, да?

Что тут скажешь? Да, хреново. От ваших морд двуличных плохо. От поддельной заботы и фальшивого участия. Ещё и Лёшка, сидевший напротив, убивал в прямом смысле слова.

Оторвав от тарелки взгляд, мило улыбнулась.

— Нет, уже всё хорошо.

И посмотрела на Скибинского. Он задумчиво кивнул, мазнув по мне мимолетным взглядом, и возобновил разговор с отцом Олега, Владимиром Вениаминовичем. Я же говорила, пустое место.