Виновник завтрашнего дня (СИ)

Зато Олег смотрел в упор, буравя карими глазищами. Вот кто мог часами смотреть на меня не моргнув. Не знаю… как-то не по себе.

— А ты до сих пор занимаешься танцами или забросила?

Что за дотошная тётка? Мы чего сегодня собрались? Меня пообсуждать?

— Занимаюсь, иногда, — улыбнулась натянуто, снова почувствовав на себе обжигающий взгляд. Как же хотелось заглянуть в до боли знакомые глаза, не передать словами, но упорно смотрела на что угодно, лишь бы не на него.

— У неё сейчас другие увлечения, — никак не могла уняться Вика. — Состоит в обществе защиты животных.

— Ой, а я вчера смотрела ваше видео на Фейсбуке, — обрадовалась жена Каземирова. — Молодцы! Прижали Загорского к стенке, теперь не отвертится.

Не выдержав, всё же посмотрела на Лёшку, пытаясь увидеть в голубых глазах хотя бы капельку заинтересованности, но наткнулась на холодное безразличие.

Задело. При чем больно.

У меня ещё что-то спрашивали, я что-то отвечала, находясь в каком-то амёбном состоянии и единственное, чего мне хотелось больше всего — провалиться сквозь землю и никогда… никогда не показываться.

Немного успокаивало, что на Вику он тоже смотрел поверхностно, словно видел впервые. А вот она частенько останавливалась на нем. Будто между прочим, но меня её уловки так или иначе коробили. Старалась изо всех сил не смотреть на него, не слышать голос, не различать слова. Хотя, клянусь, чувствовала малейшее движение с его стороны. Вот он поправил пряжку старых, судя по всему, отцовских часов. Потом закинул руку на соседний стул, расслабленно откинувшись на спинку. Но я откуда-то знала, что вся эта расслабленность, показное внимание и интерес — всего лишь искусная маска.

Постепенно разговор перешел на политику, экономику, как внешнюю так и внутреннюю. Ангелина Олеговна, чтоб её… докопалась до Лёшки, пытаясь разведать, есть ли у него семья, живы ли родители, братья, сестры. Он вежливо и одновременно уклончиво отвечал на посыпавшиеся вопросы, желая избежать распространения никому не нужной информации. Да, есть мать, сестра. Живут далеко. Что ёще… да в целом больше и ничего.

— Семья — это хорошо, — одобрительно улыбнулся Павел Олегович, наблюдая за всеми. — Когда есть семья — мы сильны и непобедимы. Человек без корней — безликая масса. Нет смысла жизни. И пускай порой мы теряем частичку себя, но жизнь на этом не останавливается. А знаете почему? Потому что есть ростки. В семье один за всех и все за одного… Так ведь, Влада?

— А? — очнулась, подняв голову. Практически все смотрели в мою сторону. Все, кроме Вики. Она, пользуясь случаем, открыто изучала Лёшку. Делала то, что и в помине не должна была делать. — Да, Павел Олегович, — нашлась с ответом, и так гадко стало на душе, так пусто, одиноко, что ничего перед собой не видела, кроме всплывшего в памяти воспоминания: я, детсадовка сопливая, стою под окнами квартиры и за вафельный батончик караулю появление мамы. Было уговорено, что, если она появится на горизонте, я брошу камешек в окошко, предупреждая об опасности, пока они там… чёрт, лучше не углубляться. Только… поздно. Вспомнилось, как каждый раз после таких вот уединений Лёшка трепал меня по щеке, лохматил волосы, приговаривая, что я самая надежная хранительница секретов. А я, дурында, цвела и пахла, доверчиво заглядывая в самые красивые в мире глаза.

Всё, дошла до предела. Сил на показное равнодушие больше не осталось. В глазах темнота. То ли от нервного перенапряжения, то ли от упадка сил.

— Извините, — поднялась, слегка пошатнувшись. — Я поднимусь к себе. Спасибо за вечер.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенный голос Олега заставил улыбнуться с огромной натяжкой.

— Да, всё хорошо.

— А тост? — вмешалась Вика, постукав краешком вилки о высокий бокал. — Мы собрались ведь не просто так.

Разве?

— С тебя пожелание, сестрёнка, — пристала, насмехаясь. — Давай, не стесняйся, продемонстрируй нам что-нибудь эдакое, незабываемое.

Честно? В тот момент все мысли бросились врассыпную. Да, я остра на язык, когда надо. Умею заковыристо ответить и завуалировано послать, но сейчас стояла и клипала глазами, подыскивая соответствующий текст.

Все ждали ответа. И он тоже. В какой-то миг я вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на него. На этот раз в его глазах заиграл интерес. Я даже могла поклясться, что смогла различить подбадривающий, едва уловимый кивок.

Как же такая мелочь придала мне сил — не передать словами.

Подняв бокал, повернулась к Скибинскому и, нацепив на лицо дежурную улыбку, озвучила краткую версию полюбившегося со школьных времен стихотворения.

— Дай бог слепцам глаза вернуть и спины выпрямить горбатым. Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым. Дай бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно, и быть богатым — но не красть, конечно, если так возможно. Дай бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой. Дай бог всего, всего, всего и сразу всем — чтоб не обидно… Дай бог всего, но лишь того, за что потом не станет стыдно. [1]