Виновник завтрашнего дня

Обещанных писем от Владки не было, да он и не ждал, просто иногда вспоминал с улыбкой её пылкое обещание и пытался представить озорную малявку первоклашкой-непоседой. Его Машка перешла во второй класс и часто в конце маминых писем старательно выводила постскриптумы, напоминая, как сильно любит и ждет его возвращения. Что не говори, а было приятно. Так и дни пролетали незаметней, и на сердце не скреблись кошки, постепенно приближая к заветной дате.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

— Живее, живее! — прогремело с берега. — У вас осталось пять минут.

Их отряд перебирался через неглубокий водоем, подняв утяжеленные рюкзаки и оружие над головой. Речушка выдалась мелководной, но оставшиеся за спиной пять километров безостановочного бега давали о себе знать.

— Бл*дь, как же меня з**бала эта армия, — пожаловался Руслан, рывком поднимая автомат.

Лёшка перевел взгляд на расхаживающих на берегу офицеров, и едва не грохнулся в речку, оступившись назад. Так и бросило в жар, хотя «в жар» было понятием относительным. Не смотря на середину апреля и небольшую глубину, ноги всё же онемели.

Поскорее бы дембель. Оставшиеся полтора месяца казались бесконечными. Если раньше время пролетало незаметно, то сейчас тянулось мучительно медленно, заставляя сходить с ума, считая едва ли не почасово каждый прожитый день.

Поднятое вверх оружие казалось стокилограммовыми гирями и с каждой минутой становилось всё тяжелее и тяжелее.

— Я понял одну вещь, — продолжил Русый, пытаясь привлечь Гончарова к беседе. Зуб на зуб не попадал, но упорно размыкал рот, пытаясь хоть как-то отвлечься. — Лучше бежать десять километров, чем вот так сокращать путь.

Алексей молча смотрел перед собой, совсем ничего не чувствуя. В последнее время ничего не брало. Ни утренние пробежки в одних трусах, ни отжимание на плацу в дождь. Когда в голове полный бедлам — всё, что происходит вокруг, не имело значения. Не обращая внимания на смертельную усталость, вцепился в автомат и упорно двигался к цели, мечтая поскорее отстреляться по передвижным мишеням и оказаться у финиша.

Начиная с января, письма от Некрасовой стали приходить всё реже и реже. А с марта и вовсе прекратились. В голову лезли не самые радужные мысли, от которых порой хотелось лезть на стену.

— Лёх, что случилось? — как только выбежали на берег, Русый нагнал его и, поравнявшись, обеспокоено смерил взглядом. — Я же вижу, что у тебя башка в последние дни какой-то хренотой забита.

— Тебе показалось, — выдохнул сквозь стиснутые зубы, перехватив оружие.

— Ага, показалось. Лёх, не дури, мне ты можешь сказать. Вика бортонула? Не пишет, да?

Лёшка заиграл скулами, едва сдерживаясь, чтобы не послать куда подальше чересчур неугомонного друга.

— Так забей, братан. Все они одинаковые, когда рядом. Сначала слезливо клянутся ждать, а потом…

— Вика не такая, — огрызнулся, не допуская в подсознание отравляющие мысли. Стоило только раз предположить и всё… назад пути не будет. Знал свои замашки на счёт этого. Потом уже ничем не искоренить.

— Ага, не такая, — хмыкнул Русый, словив на себе полыхающий взгляд. Достало, что уже вторую неделю Гончаров был сам не свой, начал бросаться на пацанов, замкнулся, обозлился. — Вон у Васютина девушка замуж выскочила, хотя и приезжала почти каждую неделю. Так он знаешь что? В самоволку подался, придурок. Сейчас на «губе» прохлаждается. Говорю тебе, от баб одно зло. Ими пользоваться надо, но никак не любить.

— Если ты сейчас не заткнешь свой хавальник, — процедил Лёха сквозь стиснутые зубы, — я тебе его закрою. При чем надолго. — И так едва соображал, а тут ещё Русый подливал масла в огонь, испытывая нервы на прочность.

— Дебил, ты, Лёха, — прошептал ему в спину Руслан, начав отставать, — ой и дебил…

***

Апрельские нормативы не прошли бесследно. Восемь человек, после незапланированной переправы через речку, слегли с воспалением легких. Остальная часть — отделалась легкой простудой. Не миновала сия участь и Лёшку.

Всё началось с элементарного першения в горле, потом появились боли, и в итоге, при очередном обращении в госпиталь, на одном из осмотров у него диагностировали шейную кисту, и не абы где, а на сонной артерии. Как объяснили в госпитале, это особенный случай. Один на миллион, с*ка. Никогда не чувствовал себя настолько «особенным».

Сказать, что охренел — ничего не сказать. В голове сразу сотни вопросов, на которые ни одного толкового ответа. Переохлаждение, колоссальные сверхнагрузки, эмоциональное истощение. Хрен знает, что из этого сыграло решающую роль, но когда его собрались в срочном порядке оперировать — реально очканул.

— Такая операция не может пройти без присутствия кого-нибудь из родных, — изучая результаты Лёшкиных анализов, выдал хирург. — Кто-то обязательно должен быть. Отец. Мать. Решай.

— Только мать, но… — потер ладонями лицо, собираясь с мыслями. — У неё больное сердце. Не хочу тревожить.