Виновны в защите Родины, или Русский

Поймите. Вот азербайджанка. У нее сын погиб. Да и любая мать, у нее же внутри будет сидеть: солдаты, русские, Москва. Это уже все. За два года в Баку почти не осталось армян. Да и русские… Я коренной бакинец, но для меня это был последний толчок. Я сказал: «Все! Там жить нельзя!» Представьте — вы лежите ночью и прислушиваетесь к каждому шороху и ждете.

Нам позвонили и сказали, что через два часа надо уезжать. Под эскортом солдат и БТР нас увезли на аэродром. Ветер, дождь. Во время посадки в первую очередь посадили женщин и детей. Я был с сестрой, у нее шестимесячный ребенок. Мы попали в разные самолеты, адреса знакомых в Москве, куда нас отправили, остались у нее. Наш самолет посадили в Воронеже. Через день мы встретились в Москве и потом приехали сюда, в Ригу, к тете.

Я не хочу создавать панику, но то, что там творилось — это. Весь город пустой, траурные флаги, гвоздики, рассыпанные на тротуарах. Идешь, глаза не поднимаешь — боишься с кем-нибудь встретиться взглядом. Стрельба продолжалась и 24-го, когда мы улетали из Баку.

— Что тут скажешь, Олег. ты уже взрослый, пережил такое. Давай думать, что дальше делать? Рассказывай, кто у тебя здесь, на что живете, какие планы? Главное, где отец? Если его переведут к новому месту службы в Россию, то, как бы ни было там трудно — это может быть чисто поле — надо стараться уехать туда, там собрать семью. Здесь у тебя нет прописки, нет стажа проживания — будет очень много проблем, если и здесь все рванет.

Латышам русские беженцы не нужны. Им и мы то, кто здесь всю жизнь живет — не нужны. Давай думать серьезно.

Этот юноша из Баку, посмотрев своими глазами, как убивают людей ни за что, за то, что они — другие, интуитивно понял главное, повзрослев слишком рано и став мудрым не по годам. В Прибалтике будет тоже, что в Баку, только, может быть, убивать русских будут другими — более «цивилизованными» методами. Отбирая родной язык, гражданские права, работу, потом жилье — за которое нечем заплатить. потом — сами умрут или уедут. Так и получилось. На то и был расчет у западных советников — затягивать ситуацию, заставить людей привыкнуть к неизбежному, подготавливать шаг за шагом к тому, чтобы самая страшная ситуация им стала казаться нормальной. Главное, не позволить рвануть массовому прозрению русских, что это все, это — конец, так жить нельзя, надо сопротивляться любыми средствами, убивать, когда тебя убивают! Молдаване не удержались в рамках рекомендованной Западом методики и получили Приднестровье.

Прибалты во всем слушались новых хозяев. Управляемый конфликт закончился в пользу Запада. Когда русские окончательно очнулись, в Москве сидел Ельцин, а в Латвии уже был создан свой репрессивный аппарат. То, что латыши сами стали жертвами, они поняли гораздо позже русских. Но им и сказать-то было нечего, ведь все делалось их, латышскими, руками.

Понимал ли это тогда Валерий Алексеевич? Предполагал, по крайней мере. Перечитывая потом, спустя десятилетие и позже, свои многочисленные статьи и интервью тех лет, пересматривая созданные им по горячим следам событий телепередачи и документальные видеофильмы — Иванов с болью в сердце ужасался искренне тому, что вот же — все предвидели, вот же — все знали! Все предсказали — и не смогли ничему помешать.

Таня поджидала Валерия Алексеевича в кабинете, устроившись за его же собственным столом, и звонко смеялась в ответ на не совсем скромные комплименты раздухарившегося — аж лысинка покраснела — Сворака.

— Вот так! А еще боевой товарищ по Движению! Коллега ко мне по делам служебным, конфиденциально, может быть, а вы, Михаил Петрович, с нескромными предположениями и даже, наверняка — предложениями! — с порога завелся Иванов.

— Ну что ты, Валера, мы с Татьяной Федоровной как раз политическую ситуацию обсуждаем, связи с вильнюсскими товарищами укрепляем! Я вот даже Танечку пообедать пригласил по этому случаю, можем и тебя взять, — Сворак похихикивал, изо всех сил старался не рассмеяться.

Таня вторила ему, даже не стараясь сдержаться, только ее смех был таким чистым и непринужденно детским, что Иванов даже обидеться не успел, просто стал столбом посреди кабинета и переводил округлившиеся глаза со Сворака на Татьяну и обратно.

— Вы что тут рж. заливаетесь? Что тут происходит? Какие обеды, какая политическая ситуация? Петрович, прекрати, в конце концов! Татьяна Федоровна, да что это?

Таня отсмеялась было, прыснула снова, не удержавшись, и наконец-то прояснила, в чем дело.

— Юбилей сегодня у товарища вашего. Вот он и поспорил со мной, что вы об этом непременно забудете, как меня увидите, и даже его не поздравите!