Смысл попыток заблокировать мосты между центром Риги и базой ОМОНа состоял не только в демонстрации сопротивления союзным властям. Небольшие группы омоновцев, выполнявшие задания в городе, латыши пытались лишить возможности вернуться на базу или получить с базы подкрепление в случае серьезного боестолкновения. Это окончательно стало ясно уже 20 января.
Поздним вечером того дня Валерий Алексеевич спокойно сидел в маленьком уютном домике Трегубовых в Чиекуркалнсе, в двух шагах от собственной квартиры. Вместе с Палычем они лечили разболевшийся у Иванова зуб самогоном хозяйского изготовления, обсуждали неторопливо дела служебные — Палыч был одним из главных добровольных помощников интерфронтовской видеогруппы. Смотрели между делом новости по телевизору, даже поругались немного по поводу Саши Васильева — режиссера, перекочевавшего в последние дни вместе с видеостудией со Смилшу в здание ЦК КПЛ и не собиравшегося, похоже, возвращаться в родную контору, которая ему деньги платит.
Перед тем как уйти с работы, Иванов успел уже, «на перемотке» почти, наскоро ознакомиться с видеосъемкой допроса боевиков, задержанных омоновцами после нападения на Дом печати. Но Палычу много говорить об этом не стал: еще неизвестно было — пойдет ли материал в эфир или так и останется в распоряжении прокуратуры Латвийской ССР. День был долгим и тревожным, но наконец-то заканчивался. И тут январь вновь показал, что месяц он тяжелый.
Даже первые лица страны, включая членов Политбюро ЦК КПСС, многие новости в тот богатый на события год узнавали не по звонку телефона правительственной связи, а вот так вот — просто включив телевизор. Что уж говорить о рядовых гражданах.
Увидев на экране черно-белую по случаю ночных съемок картинку центра Риги, подернутую похожими на обычные телевизионнные помехи трассерами автоматных очередей, Иванов поспешил не туда, где проходил и, скорее всего, даже заканчивался бой. Он чудом поймал на Брасе такси и поехал на улицу Атлантияс в Вецмилгрависе — на базу ОМОНа. Слава богу, из Чекура до базы было не так уж далеко, да и движения никакого на дорогах не наблюдалось, наверняка все сидели прилипнув к экранам телевизоров. А кто не сидел, тот действовал и на дороге тоже не мешался.
Миновав КПП, Иванов заскочил в дежурку — грузный старлей Чук одышливо и нервно пытался разговаривать по городскому телефону и рации одновременно. Тут же, в коридоре, сидела пара сержантов с оружием — наверняка усилили охрану базы — успел подумать Иванов про себя, но Чук, увидев его, оторвался на секунду от трубки, крикнув: «Скоро все будут здесь!» — и махнул рукой с зажатой в ней рацией в сторону кубриков — жди, мол, там, не отсвечивай на проходе!
Иванов вышел снова на мороз, быстро прошагал к последнему справа бараку, у которого притулились два бронетранспортера, развернув пулеметы в сторону камышей за «колючкой», окружавшей базу. Слева, со стороны маленькой бани, заметив штатского, его окрикнули: «Покажись на свет!» Валерий Алексеевич послушно вышел под фонарь на дорожку между бараками и, сняв шапку, помахал омоновцам, устроившим еще один внутренний пост на крыше бани. В ответ, приглядевшись, ему махнули рукой — проходи!
Иванов поднялся на крылечко и толкнул раздолбанную дверь на пружине. Перед ним в дверном проеме тускло высветился длинный узкий коридор — там, слева и справа, располагались кубрики. Пустой сейчас коридор заканчивался дверью в небольшой борцовский спортзал. Остановившись на пороге, Валерий Алексеевич подождал, пока старая пружина не хлопнет дверью за его спиной, и свернул сначала налево — отлить. В туалете, повернувшись к нему спиной, с автоматом на плече, маячил знакомый силуэт Архарова. Маленький, пружинистый, с черной кудрявой шапкой волос, сливавшихся с черным беретом, рижский узбек Саня плавно и быстро повернул голову, оценил обстановку и, невозмутимо пробурчав что-то вроде: «Привет!», — продолжил свое занятие.
— Что нового слышно? — пристроился у соседнего писсуара намерзшийся по дороге Иванов.
— Зависит от того, что ты уже знаешь. уклончиво ответил сержант и, застегиваясь на ходу, пошел мыть руки. Матернулся дежурно по поводу холодной воды и, уже выходя из туалета, посоветовал: — Посиди у Толяна пока, подожди, он там был, скоро явится, сам тебе все расскажет, а то вечно я крайний в ваших разборках.
Сержант поправил ремень автомата, съехавшего с плеча, и, неожиданно обернувшись в дверях, весело ухмыльнулся, подмигнув черным, и без того постоянно прищуренным, глазом: «Началось, Валера! Погнали наши городских!» Дверь хлопнула — Саня выскочил на улицу, и оттуда раздался дробный быстрый топот ботинок по промерзшему асфальту, так и не успевшему покрыться снегом в эту зиму.
Иванов пожал плечами и медленно побрел по коридору. Дошел до двери с металлическими циферками 12, толкнул ее — заперто. «Ведь давал же Толик ключ, а я отказался, мудак!» — подумал лениво про себя, закурил и, вернувшись ко входу, устроился на облезлом школьном стульчике у порога. В бараке было тепло, тихо, и уставшего за день Валерия Алексеевича потянуло в сон.