Виновный

— Нет. — Ее глаза застенчиво блеснули, — ты очаровательный адвокат с северным акцентом.

Ему показалось, что она покраснела, но это могло быть и из-за пива.

— Как поживает твой джорди?

— Р-распрекрасненько, — дурачась, выдавила она.

Он посмеялся над тем, как ее лондонский выговор сражался с согласными. Это было больше похоже на скауз.[27]

— Я рад, что ты взялась за это дело, — тихо сказал он, на этот раз без улыбки.

— Я тоже.

14

— Ах, ну разве перед тобой устоишь! Хорошо, я возьму дюжину, — сказала Джен Уилкс.

Отсчитывая ей сдачу, Дэниел чувствовал на себе улыбку Минни. Пару недель назад миссис Уилкс сделала ему выговор за то, что он сквернословил в ее кондитерской. А сейчас она была всем довольна, взяла яйца и вышла. Дэниел принялся считать выручку в банке из-под мороженого. Тридцать три фунта пятьдесят пенсов.

Минни снова ему улыбнулась, и это было для него как очищение. Он до сих пор заглаживал свою вину.

— Ты просто создан для моей палатки, — сказала Минни. — Умеешь уболтать покупателя. Всего три часа, как мы здесь, и уже такая выручка. Вот что, если мы к концу дня будем в прибыли, ты получишь комиссионные.

— Как это?

— Ну, если мы заработаем больше, скажем, ста двадцати пяти фунтов, ты получишь свою долю.

Дэниел перевел дыхание и улыбнулся.

— Ты нравишься покупателям, значит достоин вознаграждения. Это потому, что ты красавчик. Только посмотри на Джен: она прямо растаяла. Обычно из нее даже улыбки не выжмешь.

Порыв ветра загнул вывеску, на которой было написано: «Ферма Флинн — свежие продукты». Дэниел выпрямил ее и повернулся к Минни, оттягивая вниз рукава:

— Она мне не нравится.

— С чего вдруг? — поинтересовалась Минни, сосредоточенно записывая, сколько чего продано, в блокнот. — Миссис Уилкс мухи не обидит.

— Она рассказывает про тебя плохое. — Дэниел сунул руку в карман и поднял глаза на Минни. — Ты бы ее слышала. Она сплетничает у себя в кондитерской.

— Пфф, да пусть себе болтает, раз ей так хочется.

— Они все болтают. Во всех магазинах, и ребята в школе… Все говорят, что ты ведьма и что ты убила своего мужа и дочку…

Лицо Минни вдруг обмякло, как тесто, став словно неживое. Щеки набрякли больше обычного. Она на глазах постарела.

— Джен говорит, что ты летаешь на метле и все такое и что Блиц — твой родственник.

Услышав это, Минни разразилась утробным смехом, от которого даже оступилась. Чтобы удержать равновесие, она одной рукой ухватилась за живот, а другой — оперлась на стол. И взъерошила Дэниелу волосы.

— Они просто дразнят тебя. Разве ты не понял?

Дэниел пожал плечами и вытер нос рукавом.

— Не знаю. Значит, ты не убивала мужа кочергой?

— Нет, лапушка, не убивала. Некоторые обожают драмы и начинают плести небылицы только потому, что в обычной жизни все слишком пресно.

Дэниел посмотрел на Минни. Она дышала себе на ладони и топала ногами. Теперь ее запах его успокаивал, хотя он и не понимал почему. В нем зарождалось доверие к ней, которое тут же сносило ветром, и он снова начинал сомневаться.

Сотрудница социальной службы подтвердила, что он больше не сможет видеться с матерью. После убийства курицы он еще дважды убегал в Ньюкасл, чтобы найти мать, несмотря ни на что, но в ее старой квартире уже поселились другие люди. Он расспрашивал соседей, но никто не знал, куда она уехала. Тот мужчина, с которым он разговаривал после пожара, сказал, что, скорее всего, она умерла.

Триша, социальный работник, сообщила Минни, что Дэниел стоит в списке на усыновление и что все может «сложиться в любой момент». Теперь, когда нависла угроза очередного нового дома, Дэниелу начала нравиться ферма, и он старался хорошо себя вести. Триша сказала, что ему позволят связаться с матерью, если он, конечно, захочет, когда ему исполнится восемнадцать, но до тех пор никакой информации о ней он не получит.

— Как же тогда умерли твой муж с дочкой? — спросил Дэниел, поднимая на Минни глаза и облизывая пересохшие от холода губы.

Избегая его взгляда, она сделала вид, что поглощена сначала выпрямлением палатки, потом запахиванием пальто. Наконец она посмотрела на него. Дэниел подумал, что глаза в ней — самое твердое. Их водянистая голубизна была так не похожа на темно-карий цвет его глаз. Иногда ему было больно на нее смотреть.

— В аварии.

— Оба?

Минни кивнула.

— А как это случилось?

— Сколько тебе лет, Денни?

— Двенадцать.