Винсент, убей пастора

— Вы находитесь в состоянии шока, сэр, и можете не чувствовать внутреннего кровотечения, кроме того этого требует инструкция, сэр.

Никогда не пытайтесь спорить с их инструкциями, бесполезно. Кроме того на скорой доеду до большой земли, где такси можно поймать, идти пешком вдоль скоростного хайвэя это настоящий вызов судьбе.

Поеду, а то еще захотят проверить мой иммиграционный статус, и увидят, что я покинул эту славную страну два года назад.

***

В больнице по-ошибке думают, что я фарширован баблом и маринуют почти двое суток, забрав документы и одежду. Проверяют от и до. Анализы там всякие, снимки. Пусть резвятся. Дяди Сашина страховка все покроет. Вот ведь вовремя застраховал машину, как чувствовал. На эти бабки теперь новую машинку возьмёт, думаю. Для нас с Лили! Подарок на свадьбу.

О ней думаю каждую секунду, и как только амнистируют из больницы, не передеваясь мчу к Мракисянам на такси. За руль в жизни не сяду больше. В пизду-с.

Церковь — тоже по-побоку. Ну выгнали нас и что? Сейчас поженимся, справим мне бумаги, новую легенду. Я не лентяй –я работать пойду. Заживём!

***

Обхожу их дом сзади. Под окно к принцессе моей. Мне нужно только с ней, с ней все обсудить. Крадусь к Лилькиному окну.

— And what the fuck do you think you doin’?

За моей спиной с сигаретой в зубах стоит Раф.

— Рафка, привет! А где Лил?

— Из-за тебя её батькИ в Миннесоту отправили. Ты зачем над ней надругался?

— Что за слово, Раф, «надругался», так уже давно никто не гово…

Раф наотмашь бьет меня по свежезажитому носу. Кровь брызгает во все стороны, и это его раззадоривает. К нему присоединяется Толян, с неизвестно откуда взявшейся алюминьевой бейсбольной битой.

Я вам, кажется уже говорил, что роста я малого, а по этой причине звездюлей в жизни получал несметное количество раз. Привык, знаете ли с детства.

Лежу, прикрываю двумя руками печень, мою ахилесову пяту, и жду когда они устанут прыгать. Думаю не долго еще, наркоманы ведь горемычные оба. Они бьют меня, а из окна, с Лилькиного магнитофона играет псалом:

Косари на лугу размахалися острыми косами

Что им Божий цветок, им бы сделать работу свою

Я на милость твою, уповаю спаситель мой, Господи!

На милость, на милость, лишь только на милость Твою

А иначе зачем ты поил меня дивными росами?

Для чего показал мне любовь и свою теплоту

Для чего ты наполнил меня чудо-песнями Господи

Неужель для того, чтобы бросить под ноги скоту!

— Ну хватит с него. Хватит. Прекратили. Стоп я вам говорю, вероотступники!

На углу дома в физкультурном костюме стоит дядя Саша. На плечах накинута холщовая куртка.

— А любит тебя Господь! Любит. Ты всю жизнь должен ему молится, слышишь? Видишь как жизнь тебе дивно сохранил? В очередной раз. Так-то.

И не вздумай в Миннесоту рыпнуться. Забудь о ней. Там тайга, болота. Глушь. А тебя юридически как будто и нет совсем! Не забывай об этом. Не испытывай больше Господню благодать. Не искушай судьбу.

Ступай с миром, и пусть хранит тебя Господь… давай, давай, пока полицию соседи не вызвали, тебе это надо?

Я, вернее скомканный футляр, который от меня остался, плюнул под ноги розовой слюной и слегка прихрамывая поковылял на остановку автобуса. Если выбрать зеленую линию и сразу пройти на заднюю площадку — можно и зайцем.

***

Уже столько лет минуло с тех странных событий, начавшихся с фильма Мела Гибсона. Связи ни с кем из них я не поддерживаю. И не тянет.

Разве что только с Афоней. Я снимаю у него один из его трёх домов. По старой дружбе, он долго терпит, если мне нечем платить за квартиру.

Но это не главное. Райончик тут, конечно, не фешенебельный, но рядом с моим домом есть огромный пустырь.

Всего то миль десять до центра, а тут островок дикой живой природы.

Я часто гуляю там по утрам с собакой.

В высокой траве живут оппосумы, скунсы, и даже еноты. Знаете, в России ведь совсем нет скунсов. Ну вы не комплексуйте сильно по этому поводу. Они вонючие, скунсы. Как брызганут — кажется будто кто дешевую марихуанку рядом палит.

Пока собака безумно гоняется за разной животинкой, я дышу воздухом и любуюсь россыпью диких полевых осенних цветов, последних уже в этом году. Хорошо и спокойно осенью на пустыре.

Вот тут то и накатывают воспоминания. О Лиле, о Свете, о моей карьере проповедника.

Но в чаще в последнее время лезут в голову слова Достоевского, его последние слова в романе «Идиот», который меня на этот мемуар и сподвигнул:

«Довольно увлекаться-то, пора и рассудку послужить. И всё это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, всё это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия… помяните мое слово, сами увидите!»

Кливленд, Огайо, 2011 twitter @killpastor