Изучая все это, часто ловил я себя на мысли: «Как хорошо, что меня тогда не было». Это была ужасная война. Война на уничтожение, когда обе стороны без видимого внешнего успеха перемалывали силы друг друга.
Единственный станичный сумасшедший, которого я застал (говорят, их раньше больше было), тронулся после того, как в сосняке между двумя хуторами сотня казаков и «доброхоты» из местных вырубили колонну пленных красноармейцев. Он тогда был мальчишкой, пас телят как раз неподалеку и все видел.
Жители этих хуторов впоследствии воспринимали раскулачивание, «саботаж» и другие чистки как нечто закономерное, как месть власти за «невинно убиенных».
Около пяти тысяч пленных было уничтожено тогда казаками в песчаных бурунах по левому берегу Дона.
А что же большевистские верхи? О да! Восстание на Верхнем Дону серьезно повлияло на политику партии большевиков по отношению к казачеству.
14 марта из телеграммы РВС Южного фронта о восстании узнал В.И. Ленин. На бланке этой телеграммы он набросал записку Троцкому: «Что это? Как это? Где это? У нас в тылу неразоруженные казаки???»[265]
16 марта 1919 г. состоялся пленум ЦК. Вот выдержка из протокола: «Сокольников поднимает вопрос о постановлении ЦК о казачестве и указывает, что постановление это невыполнимо для донского казачества и что в Донской области есть резкая разница между севером и югом, которая делает излишним вмешательство наше. Поднимается вопрос о несоответствии пятерки на Дону ее назначению.
Постановили: ввиду явного раскола между северным и южным казачеством на Дону и поскольку северное казачество может содействовать нам, мы приостанавливаем применение мер против казачества и не препятствуем его расслоению.
Передать вопрос о пятерке на Дону в бюро ЦК».
На VIII съезде партии доклад о деятельности Донбюро делал А. Френкель. Немалое место в докладе отводилось восстанию. С начала его не прошло еще и недели, поэтому причины были охарактеризованы поверхностно… ввиду немедленного проведения террора, ввиду трений между военными властями и ревкомами, ввиду недопущения выборной власти, в которую проникли контрреволюционеры. Почему допустили такое безобразие? Перегруженность работой, часть работников разъехалась на места, и секретную директиву обсудить не успели. Выводы: одними террористическими методами не пособить делу. Необходима экспроприация казачества и массовое переселение их вглубь России с вселением на их место пришлых трудовых элементов. Это лучшим образом растворит казачество. Но эти мероприятия под силу только центру. И пояснение: во всех докладах с мест повторяется, что настроение среди казачества подавленное, но оппозиционное, оно твердо лелеет мысль о неизбежной борьбе с коммунистами, ибо «они против коммуны, а не большевиков».
Виновных, как вытекало из доклада, не было. Вернее, их было так много, что некого было наказывать. Немедленное проведение террора? Насчет террора было указано сверху. Трения между военными и ревкомами? Поди разберись теперь, кто прав, кто виноват, особенно в тылу наступающего фронта, когда разграничительные линии и полномочия органов власти меняются почти ежедневно. Не дали «контре» пролезть в органы власти? Так за это и обвинять не надо.
Френкель не плакался и не обвинял. Просил: «Помогите! Эти мероприятия под силу только центру». В этом ключе, собственно, и построен весь доклад. А мероприятия необходимы! В отличие от мнения Сокольникова, согласно которому день назад приостановили директиву, из доклада Френкеля следовало, что казачество твердо лелеет мысль о неизбежной борьбе с коммунистами, все казачество, «во всех докладах с мест повторяется». И коль скоро террор себя не оправдал, давайте их растворим среди другого населения.
Пока съезд решал вопросы, коренным образом поменявшие впоследствии расстановку классовых сил в России, в заснеженных полях под Вёшенской гремели выстрелы, лилась кровь. Союзник ли средний крестьянин или его надо нейтрализовать, сознательные враги вёшенские мятежники или «овцы заблудшие» – на местах в тот момент особо не задумывались. Был мятеж, причины и движущие силы его до конца ясны не были, зато возможные результаты, особенно сейчас, когда фронт, как на стену, с разгона налетел на Донец, были ясны предельно. Мятеж надо было давить во что бы то ни стало.
В апреле 1919 г. очередная попытка форсировать Донец и добить белых на Юге провалилась.