Таким образом, было установлено перемирие до 5 мая.
Штаб конной группы раздирали дрязги. Вновь назначенные командир и политком не ладили друг с другом. Политком Стефан Прибоченко, человек вспыльчивый и неуравновешенный, обвинил командира в «киквидзевщине и мироновщине», в том, что тот, приняв командование, протащил в штаб 20–25 «своих людей». Командир Мухоперец, как истый украинец, обиду затаил и ждал момента, чтобы «показать» политкому.
Щекотливый вопрос о переговорах с восставшими казаками был воспринят ими с прямо противоположных позиций. Иначе и быть не могло. Дело осложнялось тем, что, согласно приказу от 30 апреля, части группы должны были к 6 мая очистить от повстанцев правый берег Дона. В связи с переговорами выполнение приказа конной группой откладывалось.
3 мая конные части Боковской группы оттянулись назад, вышли из соприкосновения с противником. Казаки, напротив, силою до 1500 всадников осторожно выдвинулись вперед и заняли слободы Верхнее и Нижнее Астахово, вклинились между эксвойсками 8-й и 9-й армий.
Экспедиционные войска 8-й армии в свою очередь двинулись вперед в районе хуторов Наполова и Верхне-Чирского, и казаки из Астахово 4 мая ушли в Каргинскую. Другие части экспедиционной дивизии 8-й армии продолжали напирать вдоль берега Дона. Перемирие между повстанцами и частями 9-й армии их как бы не касалось. Боевой 103-й полк еще 3 мая занял хутор Варваринский и поджег его, хутор горел всю ночь. Полк получил приказание наступать на Вёшенскую, не обращая внимания на появление кавалерии в тылу. 4 мая был убит помощник командира 3-го Кронштадтского полка. 5-го ранен командир 6-й сотни пешего Мигулинского полка Егоров.
На самом северном участке повстанческого фронта 4 мая несколько красных эскадронов из группы Дорохина совершили удачный набег на хутор Гремучий, где располагались 200 казаков с пулеметом. 28 казаков были взяты в плен, изрублено 48, убито 50, захвачен пулемет и часть обоза[328]
. Возможно, свою роль сыграло то, что красные в конце апреля захватили полевую книжку с пропусками у командира одной повстанческой пешей сотни.Как видим, на остальных участках повстанческого фронта военные действия не останавливались. Начальник эксдивизии 9-й армии Волынский, кому непосредственно подчинялась Боковская группа, за все время переговоров лишь один раз упомянул о ее существовании в дневнике военных действий.
Командование конной группы донесло о переговорах с повстанцами непосредственно в штаб 9-й армии. Командир группы И.М. Мухоперец высказался о переговорах резко отрицательно. Комиссар же был сторонником переговоров и мирного разрешения конфликта, считал сдачу казаков вполне возможным делом. Продолжение переговоров заключалось в том, чтобы «с целью разведки… было позволено на одни сутки обменяться гостями». В лагерь повстанцев послали двух матросов, а в расположение Боковской группы привезли «кадета», казака Боковской станицы, чтобы он удостоверился в несправедливости слухов о зверствах красноармейцев. «Кадет» был уже известный нам Киреев.
Комиссар и «кадет» отправились в хутор Коньков, чтоб Киреев воочию убедился, что дом его цел, а родственники живы. Чтобы «посланец» не выведал расположения экспедиционных войск, его и не собирались держать где-либо вне родного дома. Жена Киреева, увидев своего мужа в окружении комиссаров и красноармейцев, почему-то решила, что его ведут зарубить у нее на глазах, и обмерла. Первый вопрос вернувшегося хозяина был о хозяйстве, и жена, малость отдышавшись, просто и ясно ответила: «Все забрали». Последующие разговоры с комиссарами о причинах восстания и об ошибке казаков, поддержавших мятежников, воспринимались Киреевым соответственно. Да и как иначе мог реагировать член Войскового круга, инициатор восстания на реквизицию своего скота красноармейцами? Прибоченко заметил настрой казака и в отчете указал, что «кадет» со всем соглашается и поддакивает, но ничему не верит – «коварством дышит».
В 9 утра 4 мая «делегат» был доставлен в штаб конной группы в станицу Боковскую. Перед тем как высказать представителю повстанцев свои условия, Прибоченко задал несколько вопросов. На вопрос: «Почему казаки восстали и на кого надеются?» Киреев ответил: «Вы сами заставили» и стал приводить данные, что в Казанской красными было расстреляно 360 человек, в Мигулинской еще больше, в Вёшенской – до 500 («в Дон под лед пустили»), в Боковской якобы расстреляли 140 человек. Примечательно, что в тех же воспоминаниях Киреев рассказывал, как в Боковской станице лишь 8 человек, участников казни Подтелкова и Кривошлыкова, приказали расстрелять, но не успели. То есть во время переговоров посланец мятежников сознательно сгущал краски, сваливал ответственность за восстание на советскую власть.
На вопрос, откуда у повстанцев оружие, Киреев ответил, что все казаки в отпуск приезжали с винтовками, а уезжали в часть без оружия, затем, когда пришли красные, по одной винтовке сдали. На кого повстанцы надеются? На себя. «Все равно и так и так нас побьют».