Вёшенское восстание

Какая-то часть заговорщиков была схвачена. Советское руководство сообщало: «Настроение казачьего населения с самого начала было подавленное, но оппозиционное. Начавшийся заговор был раскрыт, участники расстреляны».[113] Донцы впоследствии опубликовали перехваченные документы и среди них письмо председателя Вёшенского ревкома Решеткова председателю Казанского ревкома Костенко от 23 февраля (8 марта) 1919 г., в котором Решетков просил прислать в Вёшенскую 35 человек с пулеметом «как можно скорей, чтоб завтра они были здесь». «У нас уже контрреволюционеры работают вовсю. Даже тайные заседания делают — одно из них арестовано, но некому смертные приговоры выполнять. А потому еще раз прошу не отказать».[114]

В трибунал потащили для дознания всех подозрительных, в том числе работника райвоенкомата П. Н. Кудинова, и тот, известный краснобай и острослов, желал потом всем своим недругам испытать такое же удовольствие. От заговорщиков же Кудинов решительно «отмежевался» и вообще сумел выйти сухим из воды.

Провал «подполья» в Вёшенской не обескуражил казаков. Более того, тела расстрелянных возились по хуторам, над ними устраивались митинги. Так было в хуторе Андроповском Еланской станицы, где хорунжий М. И. Зотьев над телом одного из заговорщиков объявил запись в отряд…

Слухи о предстоящем выступлении ширились, по всем станицам ждали чего-то страшного, жизнь замерла. Многим казалось, что достаточно одной искры, и округ, как стог сухого сена, полыхнет невиданным бунтом. Не выдержав напряжения, за два дня до начала событий бежали из Казанской член ревкома Сиротин и чекист Ковальский.

«Подпольный центр» в Мигулинской, видимо, был обескровлен. В числе 64 расстрелянных ревтрибуналом наверняка были и многие заговорщики, и первые активные действия мятежники начали в северных пограничных хуторах Казанской станицы, в месте бывшего сосредоточения контрразведывательных пунктов Донской армии.

Позже «Донские ведомости» писали, что первые повстанцы были в хуторе Шумилине Казанской станицы. Во время своей поездки на север Дона летом 1919 г. Донской атаман Богаевский «смотрел дом, где вспыхнуло восстание в хуторе, где был схвачен гарнизон большевиков с пулеметом».[115] Красные считали, что «первыми восстали хутора Горниловский (Гармиловский. — А. В.) и соседние».[116]

Таким образом, получается, что подготовленное выступление совпало со стихийной вспышкой протеста казаков против массовых расстрелов.

Следует помнить, что война приняла невиданно жестокие формы. На территории Воронежской и Саратовской губерний белые казаки особой гуманностью не отличались. Грабили, насиловали. Пленных, особенно с наступлением холодов, раздевали до исподнего, а потом рубили, «чтоб не мучились от холода». И долго по белогвардейским штабам ходили телеграммы об исчезновении тысячных колонн пленных, которые из одной станицы вышли, а в другую не пришли. Теперь же озлобленные воронежские и саратовские мужики пришли на донскую землю…

Председатель Московского Совета П. Смидович говорил в сентябре 1918 г. с трибуны ВЦИК: «…Эта война ведется не для того, чтобы привести к соглашению или подчинить, это война — на уничтожение. Гражданская война другой быть не может». Отразилось это и на методах, которыми проводилась политика «нейтрализации середняка» в этих районах (а по отношению к казаку-середняку она проводилась в целом дольше, чем к середняку-крестьянину). На VIII съезде партии В. И. Ленин сказал ясно: «Без дисциплины железа, без дисциплины, осуществляемой, между прочим, пролетариатом над средним крестьянством, ничего сделать нельзя».[117]

В августе 1919 г. комиссар Хоперского округа В. Ларин писал комиссару по казачьим делам М. Макарову: «Сейчас Сырцов, Дорошев заплевываются (на них льется вся грязь — все бессмысленные расстрелы и т. д.). Но одно ясно, что они являются тем элементом, который смотрит на Донщину не с точки зрения «казачьей колокольни», а с точки зрения российского пролетариата».

Как оценивали причины восстания сами повстанцы? Вот их листовка: «…Тяжелые повинности по наряду подвод, реквизиция хлеба и скота и проч. все более и более вызывали недовольство среди населения, но недовольство это пока проявлялось в виде глухого ропота; наконец, конфискация (отобрание) имущества и последних средств к жизни, а также незаконные, ни с чем не сообразные аресты и расстрелы невинных мирных жителей, и аннулирование казачьих денег, тяжело отразившееся главным образом на трудовом казачестве, переполнили чашу терпения, и население восстало и свергнуло коммунистическую власть». Если не считать натяжек насчет «невинных мирных жителей», то это протест против тягот «военного коммунизма».