Читаем Вьётся нить (Рассказы, повести) полностью

А теперь давай по существу. Ты пишешь: «Леонид? Исключено — раз и навсегда!» Думаешь, мне так просто не согласиться: «Леонид? Не исключено». Ты уверен, что Леонид совсем не тот легкомысленный парень, каким был до войны. А я, представь себе, именно в этом его недостатке — легкомыслии — искал оправдание для него: захотелось ему сделать приятное девушке, в которую влюблен, вот и решил нарядить ее в шубку, оставшуюся без хозяйки. Эта девушка — еврейка, Леонид был ее спасителем и целый год вместе с Еленой Максимовной опекал ее, так почему бы ей не принять от него этот подарок? Если бы она знала, чья это шубка… Это шубка Дины, друг мой, он подарил ей шубку Дины. Скажу больше: если бы на следующий день после эпизода с шубкой Леонид зашел ко мне и стал бы оправдываться в таком духе, я бы, возможно, поверил ему. Поверил бы, что никакого злого умысла здесь не было. Даже, может быть, отнесся бы сочувственно. Разве я мог хоть краем сознания допустить, что руки моего товарища в крови — и в чьей?

Моя невестка Зоя — не знаю, знаком ли ты с ней, — говорит, что видела Леонида в роскошном автомобиле с комендантом города. Но и это не убедило меня в виновности Леонида. Мало ли загадок задавала нам война? Не исключено, что тайна Леонида захоронена в архивах гестапо. Такое подозрение — не пустяк. Пока же мы с Леонидом живем рядом, дом в дом. Как прежде.

Ты предостерегаешь меня от лишних жертв, и ты, разумеется, прав. Да и догадка твоя верна: несчастье с Еленой Максимовной случилось из-за злосчастной шубки, которую она, полуслепая, узнала не хуже меня, зрячего. Паралич из-за шубки? Да, представь себе, для нее этого было предостаточно. А что, если бы она принялась рассуждать?.. Как Зоя — моя невестка. Кстати, Зоя уже успела и меня возненавидеть: я, на ее взгляд, ничтожество, тряпка. «Неужели и пекари умеют стрелять?» — спросила она меня на днях ядовито. «И что это вы своих ран стесняетесь? — говорит она мне в другой раз. — Все носят нашивки на одежде, все фронтовики гордятся своими ранами, а вы?.. Можно подумать, кошка вас оцарапала». Но как бы ни судила и ни рядила обо мне Зоя, для себя я твердо решил: пока не встречусь с глазу на глаз с Леонидом и не выслушаю его, в прокуратуру я не пойду. Если не с Леонидом, так хоть с Юдифью еще раз переговорю — с той девушкой, о которой я тебе писал. На этот раз я бы что-нибудь из нее вытянул. После Елены Максимовны это моя вторая жертва. Любит ли она Леонида? Этого я не знаю. Но в тот первый вечер я почувствовал, что их что-то разделяет и не так-то легко Леониду преодолеть этот барьер, если даже он ни в чем не виноват. Что пока между ними еще ничего не решено, за это я ручаюсь. Что же касается Леонида… Если бы ты и не писал мне, что война изменила его к лучшему; если бы Зоя не внушала мне, что война превратила его в негодяя, — хотя она-то считает, что он отроду такой, — для меня все равно было бы очевидно, что Леонид стал другим. Вроде бы тот же Леонид, но как он одержим любовью… За Юдифь готов в огонь и воду, в лепешку ради нее разобьется, даже если она и не согласится выйти за него. Такая глубина, такая серьезность чувства — трудно себе представить, что прежний Леонид обладал подобными душевными запасами. Ведь с самых юных лет для него женщина была только игрушкой. Если и не дается в руки — не велика беда: найдется другая, покрасивей… Но эта не игрушечная любовь Леонида к бездомной еврейской девушке предъявляет и ко мне свои требования, нельзя рубить сплеча. Надо как следует во всем разобраться, прежде чем предпринимать что-нибудь решительное. Даже Зоя не сомневается в чувстве Леонида к Юдифи, хоть и на это у нее своя версия: мол, этой любовью хочет он отбелить свою черную совесть.

Дом Чистяковых будто вымер. Каждое утро по пути на работу я заглядываю за низенький забор — никаких признаков жизни. Вечером, возвращаясь с работы, я только вижу скудный свет в окнах. Постою, потопчусь — а вдруг появится Леонид? Да и Юдифь, наверно, там. Не оставит же она больную. Жду, авось она выйдет. Как бы не так! Никто не показывается мне на глаза. Мне не раз приходило на ум, что, может, меня караулят с той стороны, как я с этой? Но по какой причине избегают меня? Мучительно пытаюсь разобраться, но никак не возьму в толк. Боятся меня или презирают за сомнения в порядочности моего товарища?


«За самую очаровательную женщину в нашем городе!» — рюмка Леонида встречается с рюмкой Дины, Дина пьет и смеется. Стоило ей только пригубить вино, и она начинала смеяться. Веселой была Дина, тут еще и рюмка в придачу… Дина смеется, смущенно отворачивается и еще пуще смеется. «Смейся, Диночка, — любуется ею Леонид. — Не стесняйся. Это ведь доброта твоя заливается». Бархатная поволока в его ласкающих глазах, белые зубы влажно блестят: «Ах, Диночка, если бы Борис не был таким Отелло!..» Дина уже не смеется. Растерянно улыбается. И Борису вдруг становятся ненужны все гости. Что они так засиделись? К чему этот гам? Дым коромыслом — ребенок никак не уснет.

День рождения Дины… Последний раз справляли…


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары