VIP Грабли

– В древности у китайцев была легенда о «небесных конях», которых, кстати, народы по ту сторону Каспийского моря называли аргамаками. Китайскому императору мечталось заполучить аргамака себе лично и снабдить армию, потому что китайские низенькие скакуны никак не могли противостоять высоким индоевропейским. Ну, как любая практическая нужда, очень нужная правительству, быстро превращается в легенду, так и обычные быстроходные кони из степей превратились в потомков летающих драконов, несравненных, мощных и способных на чудеса.

– Хорошее воображение у китайцев!

– Как и у наших редакторов новостей. По легенде, дракон выходил из пещеры, видел обычных кобылиц, пасущихся у подножья горы, оплодотворял их. И потом рождались потомки небесных коней. С другой стороны была и другая легенда: что если коню-дракону, вышедшему из пещеры при виде кобылицы, отрубить голову, то его брызнувшая кровь превратится в стадо небесных коней – аргамаков.

– Жуть какая!

– Самое забавное, что подобная легенда имелась и у казахов, и у тюрков, и у персов, и даже у якутов. В интерпретациях, конечно, но суть едина. А ещё мифического коня связывают с магией воды. Если китайцы превратили его в дракона, то казахи – в змею. И даже кельты отличились, предложив некоего водного духа Кельпи, который обращается в коня, чтобы уволочь в речку хорошеньких девиц и там съесть.

– Надо же, как много ты знаешь, ты наверняка историк!

– Почти угадала. Я конструктор ракетных двигателей.

Я расширила глаза.

– А разве такими бывают конструкторы?

Он меня передразнил:

– А разве такими бывают деревенские девушки?

– Хм, ну ладно.

Мы выехали из-за лесополосы, усаженной кряжистыми дикими абрикосами, которые местные называют жердёлой, и мне в глаза бросился замок на холме.

– А ты часом не господина Гродского гость? – догадалась я.

– Его, – широко улыбнулся Кирилл. – Это проблема?

Я закусила губу.

– Не думаю, что твоя.

Синеглазый знаток легенд и коней захохотал заразительно, хоть и негромко.

– У меня вообще проблем нет.

– Совсем? – удивилась я.

– Как говорят в дзен, «если совершишь ошибку, лучше сразу рассмеяться».

– То-то ты очень смешливый, – заметила я.

– Мы все ошибаемся, – с видом буддийского монаха заявил Кирилл.

– Угу, и всё граблями в лоб.

– Ну, кому-то нравятся звёздочки в глазах.

«Вот уж непотопляемый Будда…» – мысленно фыркнула я, потому что любого нормального человека, который тонет под весом собственных проблем, подобное раздражает. Я не Будда, мне всплывать и всплывать, несмотря на то, что утро замечательное!

Мы проехали ещё немного. Уже показалась железнодорожная насыпь и переезд. А я вспомнила о своей войне, о которой совершенно случайно чуть не забыла из-за прекрасных впечатлений. Но гость с Юга уедет, а мы с Гродским останемся! Мне по-прежнему нужен вектор действий, ибо работу я пока себе не придумала. Я перебрала в пальцах кожаные поводья и спросила:

– И надолго ты к Гродскому?

– Думаю, нет. Хотя это вопрос спорный.

– А есть что-то такое, что он терпеть не может? Кроме людей, женщин и сметаны в пластике?

Кирилл хмыкнул и пожал плечами, потом всё же вспомнил:

– Рок-н-ролл и ложь.

– Прекрасно! – расцвела я, ибо у меня вновь зародилась идея, причём не только план мести наглому Чупа-Чупсу.

У моего забора Кирилл взглянул на часы и сказал:

– Мне пора. Дела ждут!

– Меня тоже.

– Спасибо за прогулку!

– Это тебе спасибо! – воскликнула я и погладила шелковистую гриву моего фыркающего транспорта. – И тебе, Бумер!

– Ещё покатаемся, Мила?

– С удовольствием, – ответила я совершенно искренне.

Оно, конечно, правильно говорят: скажи, кто твой друг, и тебе хамбец! Но по всему видно, что Гродский Кириллу не друг, а работодатель. Если бы меня судили по моей директрисе, то даже служба за здравие и за упокой не помогла бы. Поэтому я расслабилась.

Кирилл неспешно увёл чёрного, как уголь, Бумера вверх по тропинке, но к счастью, не поехал в замок Чупа-Чупса, а свернул направо. Над головой снова пролетел квадрокоптер, я показала ему язык и средний палец. Бесит!

Вошла за калитку и обнаружила на крыльце ветхого старичка.

– Здравствуйте! Вам кого?

– Тебя, пожалуй, красуня, – дед постучал палкой по косому крыльцу и покачал головой. – Ты чья будешь?

– Ничья, своя собственная, – улыбнулась я.

– Ох, неучи вы все, молодёжь, – пробурчал старик. – Чья, значит, фамилиё твоё какое?

– Ах, понятно! Я Рыжикова, Милена. Бабушки Тоси двоюродная внучатая племянница. Вы её, наверное, знали?

– Знал понятно. Куды ж! Антонина говорила, что все её родичи сплошь говнюки, только одна, мол, дивчинка смешная есть. Ты то бишь.

Я удивилась. Однако должно же быть хоть какое-то объяснение её завещанию. Дед осмотрел меня внимательно, достал из кармана толстый мятый конверт и, смяв его ещё больше в корявых жёлтых пальцах, протянул мне.

– Тута, почитаешь.

– Что там? – насторожилась я.

– А я почём знаю? Я чужие письма читать не горазд. Отдала мне, мол, «если помру, отдай, а помрёшь первым, так не майся». Хар'aктерная была Антонина, упря-ямая! – он снова покачал головой с редкими нечёсаными волосами.

Я раскрыла дверь.