VIP

На выходе из суда её ждал лимузин. Топ-менеджеры медиахолдинга с букетами роз встретили её появление аплодисментами. Она поискала в толпе Сергея, но не увидела его. Он стоял в стороне с веточками мимозы. Рядом со следователем Молчановым, тяжело переживавшим свой позор.

– Всё кончилось, Серж, – сказала она, опаляя его нестерпимой зеленью глаз, особенно пронзительной на бледном от многомесячного пребывания в СИЗО лице. – Поехали со мной. Сегодня мы будем вместе.

– Ты устала, тебе нужно отдохнуть, – ответил Сергей. – Мы встретимся потом.

– Потом? – переспросила она. – Когда потом?

– Потом, потом, – неопределенно повторил он.

– Где?

– Я тебя люблю, – сказал он, отдал ей мимозы и повернулся, чтобы уйти.

– Когда мы встретимся? – с недоумением повторила она. – Где?

Он оглянулся и ответил с невеселой улыбкой:

– В аду, любимая.

Свидетелем этого странного разговора был только следователь Молчанов. Позже он пересказал его Панкратову и Игорю Касаеву.

В тот день Сергей рано вернулся домой, разговаривал с матерью и отцом так мягко, как не разговаривал уже давно. Потом сказал, что хочет поехать на дачу и побродить по весеннему лесу. На даче написал прощальную записку и пустил себе пулю в висок из наградного пистолета отца.

IX

Ещё в юности Панкратов понял, что не понимает и боится женщин, особенно красивых. Он считал, что ему повезло, что в ту пору, когда поступками молодых людей руководят будоражащие кровь гормоны, он был слишком занят, чтобы вовлекаться в бесконечные любовные похождения, как многие его сверстники. Трудно давалась учеба на юридическом факультете МГУ, куда он поступил после армии вне конкурса. Школу он оканчивал самую обычную, на Тишинке, не самым респектабельным районе Москвы, и никакими успехами не блистал, за три года в армии вообще забыл, что значит учиться. Пришлось наверстывать, до ночи просиживать над учебниками и конспектами. На летние каникулы он всегда уезжал со студенческими строительными отрядами в Сибирь или в Казахстан, чтобы заработать денег на зиму. Мать, проводница поездов дальнего следования на Казанском направлении, помогала, но ему было неловко брать у неё деньги. Строили зернохранилища и коровники, работали по двенадцать часов без выходных, сил оставалось только на то, чтобы дойти до палатки и рухнуть на раскладушку. Гормоны, конечно, иногда брали своё, но все связи были мимолётными и не имели последствий.

Позже, когда Панкратов уже служил в КГБ, он случайно познакомился с милой молодой женщиной и неожиданно для себя легко сошелся с ней. Возможно, неожиданно и для неё. Она была из семьи потомственных московских интеллигентов, научных сотрудников Института мировой литературы, сама по образованию искусствовед, немного избалованная, немного взбалмошная. Она уже была замужем за поэтом, которому в узком кругу его почитателей прочили большое будущее. Но большое будущее всё не наступало, она устала от богемной жизни и бесконечного выяснения отношений, которыми поэт пытался вызвать в себе мощный творческий импульс. В Панкратове её привлекла надежность и душевная бесхитростность. Отношения между ними сложились ровные, доверительные, без бурных проявлений чувств, не предвещавшие никаких осложнений.

Несколько лет он был уверен, что его жизнь идет по естественному руслу, а отношения с женой вполне укладываются в библейскую формулу "жена да прилепится к мужу". Родилась дочь. Он много работал и заботился, чтобы семья ни в чём не нуждалась. Даже когда в Москве начались перебои с продуктами, выручало знакомство с директорами гастрономов, которое образовалось, когда он расследовал крупные злоупотребления в московской торговле. Но однажды, вернувшись из трудной командировки на Север, он нашёл квартиру пустой, а на столе в кухне записку. Жена писала, что забирает дочь и возвращается к родителям, потому что не может больше жить с угрюмым нелюдем, как в тюрьме.

"С угрюмым нелюдем". Вот так и узнаешь, что думают о тебе близкие люди.

Панкратов был оглушен. Достал из холодильника бутылку водки, выпил ее машинально, не чувствуя вкуса. Тут же, в кухне за столом, заснул, уронив на столешницу свинцовую голову. Наутро с похмелья голова раскалывалась, но уже через день, отоспавшись, ощутил необычный прилив сил. Все, что вчера казалось катастрофой, выглядело не так уж страшно. Ну, ушла жена. Не он первый, не он последний. Если она чувствовала себя с ним, как в тюрьме, все равно бы ушла. Так лучше пусть раньше. А жизнь что же? Жизнь продолжается.

Позже он где-то прочитал, что такой алкогольный удар полностью разгружает подкорку мозга, а энергия, заключенная в водке, переходит в организм. Одно время он даже практиковал этот способ психологический разгрузки. Когда чувствовал, что все дела начинают вызывать непреодолимое отвращение, брал отпуск за свой счет, покупал водки, отключал телефон и выпадал из жизни.