Вира Кровью

Вообще говоря, Афганистан 1997 года уже не был в целом враждебен «шурави». Если в каких-нибудь горах под Джелалабадом к кочевым пуштунам в руки попадёшься — тогда пиши пропало. Но тут, на севере, где узбекский властитель генерал Дустум в Ташкенте дом имел, да и с Россией был вась-вась, — тут всё было внешне мирно. Никто не смотрел враждебно. Чуже, как на чужака, — да. Но без вражды. Время лечит, действительно. Южнее Саланга, в царстве Ахмад Шаха, было наверняка более опасно. Но и там — даже эти самые «львы» «льва Панджшера», эти масудовские головорезы, враждебности не проявляли. Как забыть эти слова: «Ну, руси, будем душман добит»? А этого маленького танкиста на блок-посту, что всё угощал гроздью роскошного винограда? А когда Александр, боясь, что потом пронесёт, отказывался под предлогом, что грязный, мол, виноград, — танкистик с готовностью обмакнул кисть ягод в ведро с не пойми какой водой и радостно протянул её снова?

Чисто человеческое движение души. После того как Александр поучаствовал минутно в бою, отогнав талибский истребитель от блок-поста. Вроде даже боевое товарищество у него с этими «духами» сложилось. Винограда оторвал пару ягодок — не обижать же человека. Повезло, живот остался на месте. Видать, и впрямь помыл ягоды танкист…

Ещё одним образом мирного, хоть и воюющего Афганистана в сознании Александра стал тогда продавец под навесом на рыночке в каком-то селении под Чарикаром, пытающийся продать скрученный в бывшем общежитии советских специалистов водопроводный кран. Все остальное, чем торгуют многочисленные дуканщики, — по сути, продукция натурального хозяйства: рис-изюм-кишмиш, ножи-мотыги, ткани ручной выделки. В каждом кишлаке всё это производится, так что вынос этого добра на рынок, где все такие же, как ты, производители риса-кишмиша, товарообмена, по сути, не обеспечивает. И значит, нет прибыли.

Золотые времена торговли, сказал тогда дуканщик, у которого Александр смеха ради сторговал паранджу для московской жены, ушли вместе с советскими. Солдаты покупали аппаратуру, джинсы, а люди везли это из Кабула и Пакистана. А потом советские ушли. А свои покупать это всё не хотят.

Точнее, не могут. Люди, для которых галоши — кстати, русские — служат зимней обувью, а одеяла на плечах — зимней одеждой, вряд ли способны очаровываться качеством звучания «Сони». Да им просто нечем и платить. Денег грубо нет. Единственный шанс их экономики — прилепиться к сильному и не сильно озабоченному прибылью донору. Каким когда-то был Советский Союз. Дороги, газопроводы, электростанции. Туннель тот же на Саланге. Ткацкая фабрика в Пули-Хумри, уже, впрочем, разрушенная. Всё — практически за бесплатно. Точнее — за политическую выгоду, за право считать Афганистан в своей политической орбите.

И, собственно, Афганистан был с этим согласен. Афганцы в большинстве своем считали «руси» если не друзьями, то, скажем, старшими товарищами. Но вот затем кто-то решил поторопиться и подхлестнуть «клячу истории». У нас были самые добрые намерения — помочь «демократической революции», раздать крестьянам землю и воду, дать людям образование, выстроить промышленность. Сколько в этом было холодного стратегического расчёта, сколько старческого маразма последних романтиков мировой революции в Политбюро, — неизвестно.

Факта два.

Русские действительно поначалу считали, что выполняют интернациональный долг и помогают афганцам начать жить чуть получше.

Афганцы действительно поначалу встречали русских цветами.

Но очень скоро и те, и другие избавились от иллюзий. Место иллюзий заняла кровь…

Гибель первых военных советников была недобрым знаком. «Демократический» режим Тараки, а затем Амина своими действиями уже начал настраивать против себя собственный народ. И советские «кураторы» начали в сознании людей также связываться с арестами людей и расстрелами непокорных крестьян, с террором правительственных комиссаров и подрывом базовых устоев исламского общества. Большевизм вызывал сопротивление в Афганистане, как когда-то вызывал сопротивление в России — и «советских» всё больше ассоциировали именно с ним.

Но «советские» упорно держались здесь той политической силы, которая отличалась от любой банальной восточной деспотии только хлёсткими фразами про строительство социализма. Фразами, которые раздражали людей ещё больше.

Не один человек говорил Александру, что ввод русских войск многие афганцы восприняли поначалу как вмешательство справедливой и защищающей руки «Белого Царя». Который восстановит прежнюю жизнь и даст по мозгам распоясавшимся «хальковцам» и «парчамовцам». И разочарование в этом было неприятным. А каков ответ со стороны застрявшего на родоплеменной стадии исторического развития пуштуна на доставленные чужаками неприятности?..