Вира Кровью

Когда проедешь по этой ведущей от Саланга вниз, к Кабулу, «дороге смерти», когда насмотришься на кажущийся бесконечным ряд подбитых советских танков, когда окажешься на передовой вместе с моджахедами, съешь с ними пополам кисть винограда и услышишь весёлое: «А, руси, душман будем долбит?» — и когда от самого Масуда услышишь как бы полуизвинение-полусожаление, что «воевали мы не с русскими, а с советскими, помогавшими антинародному режиму», а с Россией он готов на дружбу и даже на военный союз, — тогда задумаешься: ради чего была та война? Ради чего мы полезли с кулаками в страну, и без всяких «апрельских революций» дружественно настроенную?

* * *

Их машину остановили в Хайратоне — на пороге, можно сказать, своей страны. Через речку. Правда, это был девяносто седьмой год, и Узбекистан, что лежал по ту сторону железного моста, давно уже был не своей страной, но все же…

Солдатику на посту не понравилось, что чужой «франк» повязал голову чалмой. Да к тому же по-пуштунски. А что такого? Когда по афганским дорогам едешь, нет лучшего амортизирующего средства для защиты головы при встрече с крышей кабины, чем такой валик вокруг черепа.

Но худшее было впереди. Из всех документов у «руси» на руках — оказалось только удостоверение «Огонька». Паспорт оставался у министра иностранных дел Дустума — был и такой у «генерала Севера». Уж больно быстро тогда сорвались в Джабаль-ус-Сирадж на приглашение Масуда поучаствовать в штурме Кабула. Генерала в сопровождение Дустум выделил, а вот паспорт, отданный для проставления визы, так и остался лежать в Мазари-Шарифе. И теперь постовой совершенно взбеленился, увидев вместо понятного документа книжечку служебного удостоверения.

Александра вытащили из кабины, один солдат вцепился в воротник, а двое ухватили за руки. Пока его волокли к глиняной стенке дувала, таджик, яростно жестикулируя, что-то доказывал. Имя «Дустум» звучало с частотой пулемёта — Александр успел во время поездки рассказать, по чьему приглашению он здесь. А под конец старик, видно, почувствовал, что не хватает последнего аргумента. Забежал вперёд и встал у солдат на пути. Если по совести, жизнью своей он вписался за бывшего соотечественника.

Как много на свете хороших людей! Какие фашисты их одолеют?

* * *

Ехали долго.

Писатели подавленно молчали. Не издавали ни звука, даже когда наваливались друг на друга в тесной зарешеченной будке милицейской машины при особенно сильных прыжках её на избитой дороге. Александр со всей силы сжимал и разжимал веки. Нет, не слёзы текли, но глаза щипало почему-то так, будто в них натекал пот, как при тяжёлой работе. Откуда пот? Холодно…

Бандиты по ту сторону решётки переговаривались редко и негромко.

А он всё время возвращался к одной и той же мысли. Ведь после убийства Сашки Корзуна их уже не должны оставить в живых. Они же расскажут, как только окажутся на свободе, про то, как и что произошло! Как был убит журналист Александр Корзун. Убит при выполнении своей работы. Они расскажут про то, как подло это было сделано. Каким героем проявил себя этот простой, пусть и с хитринкой на уме, но смелый и верный луганский парень…

Или? Или они уже не смогут ничего рассказать? Сорок пять скоро исполнится. Если. Если исполнится. Пожил, повидал. Что-то сделал, чего-то не успел, но уже и не важно. Жена есть, у неё хорошая работа, не пропадёт. Сын взрослый. Дом на даче построил. Долгов нет. Поездил по миру, повидал. Побывал на разных концах истории — в Европе и в Афганистане. Побывал на Крайнем Севере и в жаре Индии. Обмакнулся во все океаны — была такая фишка. Неплохие делал материалы, иные даже громко прозвучали. Пара книжек написана, а если ещё одной не будет — то и чёрт с ней! Всё равно народ сейчас книг не читает, в интернете сидит.

Если честно, не особенно жалко было и попавших в эту переделку писателей. Сдружиться он с ними не успел, книг их ранее не читал. Свои ребята, конечно, поэтому переживается за них. Но не больше. Ведут себя достойно, перед карателями не ползают, о жизни не молят. Хорошие ребята, что уж там. Если выживут, опишут, как оно бывает на войне. Как, оказывается, близок фашизм даже внутри нашей цивилизации — казалось бы, навсегда, насмерть привитой от него в ту войну. Чуть промедлили, дали повод, показали безнаказанность, и вот они, фашисты. Вчерашние обычные парни. Заронили в головы им национализм, дали оружие в руки — и вот оно, пошло месилово из-за кретинской химеры «нация понад усе»!

Но это всё философия. Мозговая деятельность вокруг реальности. Интереснее было другое. Что же это за цели такие у того действа, что произошло, у того, что производится сейчас над ними, тремя пленниками? На что организаторы провокации всё равно хотят их вытащить, раз жить оставили и куда-то везут? Чего сделать-то планируют?