Virago

Дон Фернандо был сама любезность. - Королевскую охоту устраивают не ради пропитания насущного, а ради увеселения, - шутливо поучал он мону Алессандрину, - так что упаси вас Бог надеть охотничий костюм. Могу ли я просить вас облачиться непременно в гранатовое платье? Гранатовый цвет вам изумительно идет, и он не кладет бликов на ваши щечки... - Это потому, что я ношу очень открытые платья, - кокетничала мона Алессандрина. Придворные смотрели на них странно. Ожерелье из сканых золотых бусин в четыре ряда лежало на ее груди, мелкие топазы поблескивали в завитках скани капельками росы, подвески раскачивались надо лбом при каждом угодливом кивке. Она опять была хороша, но огненосное ?Yo el rey! больше не уязвляло королевского чела. Король посожалел в глубине души, что не может позволить себе такую любовницу - времена Ла Фермозы миновали. И слава Богу... Подошла маркиза Мойя. Она с непринужденной похвалой отозвалась о венце и ожерелье, и о вкусе донны Алессандрины к драгоценностям, и сказала, что хотела бы хорошенько их рассмотреть, но на людях неудобно. Поняв, к чему она клонит, мона Алессандрина первая предложила начать поиски безлюдной галереи, но вместо галереи маркиза провела ее в смежный покой, к королеве. Некоторое время дамы действительно с примерным вниманием рассматривали старинную работу, чуть слышно цокая языком и покачивая головой. Потом маркиза извинилась за прямоту вопроса, и спросила, сколько правды в слухах о том, что драгоценности - подарок дона Карлоса. Мона Алессандрина с улыбкой призналась, что это правда и есть. Донна Исабель подняла и без того высокие брови. Беатрис, маркиза Мойя прикусила язык. Она-то думала, что итальянка начнет увиливать, и разговор можно будет вести намеками, как то и положено благородным особам. Но как подступиться к женщине, которая не считает зазорным принимать королевские подарки от женатого мужчины? И можно ли к ней после такого подступаться? Является ли она в полном смысле благородной, если позволяет себе подобное? - И по какому же случаю дары? У вас были именины? Или вы сделали дону Карлосу столь великое одолжение, что он не мог отблагодарить вас иначе? Согласитесь, это странно, когда незамужняя девушка, да еще живущая в доме своего родственника, принимает такие знаки внимания, как должное. Тем более, что родственник - не частное лицо, а посол могучей державы. В свете идут разговоры, совсем не лестные для вас, и я хотела бы вас предостеречь, милая моя. К тому же чести дона Карлоса не так давно был нанесен существенный и весьма оправданный обстоятельствами урон, - донна Исабель имела больше прав говорить без обиняков, и правами этими воспользовалась. В голосе ее звучала прямо-таки материнская тревога, но мона Алессандрина не была склонна видеть родную мать в коронованной советчице. Она представила, каких советов надавала бы ей в этом случае ее настоящая родительница, и чуть не рассмеялась. - А вы не думаете, Ваше Высочество, и вы, ваша светлость, что меня с доном Карлосом могла связать любовь? И что его дары - это дары великой любви? Итальянка не шутила. Она с вызовом говорила почти что дерзости, еще чуть-чуть, и маркиза почувствовала бы себя оскорбленной. А донна Исабель наверняка уже почувствовала и в долгу не останется. Кроме того, отчетливый голос итальянки мог долететь до прочих гостей. - Великая любовь доказывается великими деяниями, а не великими и трижды великими тратами, вам ли того не знать? - маркиза приняла тот же вызывающий тон. Две женщины оказались на равных, взяв королеву в судьи. - Что же делать, если в наш унылый торгашеский век только великие траты и могут быть сочтены великими деяниями? И дама не может выказать свою благосклонность иначе, как только приняв подарок. - Я с вами не согласна, милая моя, - ласково сказала донна Исабель, но в голосе ее слышался опасный посвист, - не знаю уж, как у вас на Родине, но здесь, в Кастилии, рыцарь может завоевать благосклонность своей дамы, не прибегая к мошне. Я не буду говорить вам о славных воинах, которые сражаются с маврами, а расскажу историю, связанную как раз с той персоной, чьи подарки вы считаете знаками любви. Алессандрина хотела сказать, что знает эту историю, но в снисходительно прищуренных глазах королевы давно плясали голубоватые гневные сполохи; итальянка сочла за лучшее придержать язык. Королева ни словом не упомянула о том, что отец донны Маргариты - маран и отступник, и что ему удалось бежать. Она всячески превознесла супруга этой донны Маргариты, дона Питера: славный рыцарь и благочестивый католик, он одинаково решительно защищал честь своей невесты, и честь ее кузины Элизабеты, которая, прежде чем стать грандессой и дамой, наделала немало глупостей. Не будучи богат, знатен и расточителен, дон Питер покорил первую красавицу Англии исключительно своими рыцарскими добродетелями. Донна Маргарита не променяла бы его любовь даже на корону, которую сулил ей дон Карлос. - Каждому свое, Ваше Высочество. Кому-то утешаться с рыцарями, кому-то обманом становиться грандессой, а кому-то принимать подарки от обманутых грандов. Мир жив разнообразием. Нужны и такие, как донна Маргарита, и такие, как донна Элизабета, и такие, как я. У меня есть много оснований думать, что без таких, как я, эта жизнь была бы скучна. Когда добродетель не противостоит пороку, она перестает быть добродетелью. А великая любовь принимает разные обличья и говорит на разных языках. Язык золота - в их числе, и я осмелюсь предположить, что он не хуже и не лучше других. Могу сказать, что тысяче сладких слов я предпочту подарок в тысячу мараведи. - А я осмелюсь предположить, что его светлость не скупится ни на слова, ни на мараведи, - совсем зло сказала королева, чувствуя, что втянута в недостойную перепалку, прекратить которую можно, только осадив итальянку так, чтоб той впредь было неповадно, - однако вам, милая моя, следует быть осмотрительнее, ибо по вам будут судить о Венеции... Не так ли, любезный дон Карлос? За спиной у Алессандрины стоял улыбающийся маркиз. Верно, он слышал часть разговора и пришел ей на помощь. - Не вижу повода осуждать Мадонну Венецию, - лукаво сказал он, - и не кажется ли вам, моя королева (донна Исабель оторопела от такой вольности), - что сиятельный посол дон Федерико верней наставит донну Алессандрину в вопросах поведения, нежели мы с вами. - Безусловно, это так, - ответила королева, совладав с оторопью, - но я, кажется, на правах государыни могу указать вам, что вашими опрометчивыми поступками вы даете пищу нелестным слухам о той даме, которой вы служите, и честь которой для вас должна быть всего превыше. Так что вам необходимо принять во внимание ее положение и ваше, и вести себя более сдержанно. Вы уже не мальчик, мой друг, а она еще почти ребенок. - Все так, Ваше Высочество, все так, - послышался насмешливо-покорный голос маркиза, - но вот беда: у нас с донной Алессандриной родственные души, нас неудержимо влечет друг к другу, и порой... Договорить ему не позволили: - Ах, теперь это так называется? - королева выдержала паузу, дабы все прочувствовали, что именно здесь названо "родством душ", - и это "родство душ" обязывает вас, дон Карлос, к тому, чтобы возить ее в своих носилках и увешать золотом с ног до головы? - она намеренно не стала сдерживаться. - Как родственные души, мы испытываем одинаковую тягу к благородным металлам, Ваше Высочество. Это было уже слишком. Эти прелюбодей с прелюбодейкой словно соревновались: кто тоньше и смелее надерзит. И Господь с ней, с итальянкой, которая возомнила себя искусительницей короля и скоро уберется в свое болото, но дон Карлос непростительно осмелел. Ну, ничего, на послезавтрашней охоте они с верной Беатрис де Мойя пустят в ход свои острые языки. На охоте всегда сыщется много поводов пошутить.