В беломраморном парадном патио стояла полная соломы двуколая тележка. Тут же топталась нерасседланная белая лошадка донны Элизабеты, почти такая же, как у Алессандрины. Алессандрина шла за маркизом через все покои, не зная, в каком остаться, пока не оказалась у самого смертного одра. Донна Элизабета лежала на своей половине постели. Возле, на треножнике, блестел серебряный таз, и в тазу - арбалетный болт. У изголовья молился доминиканец. У изножья стоял врач-мориск. Он тоже что-то шептал темными губами, но, услышав шаги, отвлекся и повернулся к вошедшим. - Глухая исповедь, ваша светлость... Она отходит... Маркиз сделал ему знак, они удалились в полутемный проходной покой. - Было задето сердце, ваша светлость... Удивительно, как с такой раной она выдержала путь до дома... Она очень сильная... Попади стрела на палец ниже, она выжила бы непременно... - мориск повел умными глазами на безмолвную Алессандрину, не удивляясь, просто принимая к сведению, что благородный дон Карлос к умирающей жене явился с любовницей.