Виргостан

– Дышите, не дышите. Вам требуется приток свежего воздуха, желательно морского.

– Скажите «а-а-а». Вам необходим дополнительный курс интенсивной инсоляции…

Наконец-то появляется Верика и обращается к Хопнессе с разряжающим обстановку вопрошением:

– Что делает Герральдий?

– Иногда он радуется, иногда вздыхает, но обычно просто молчит. Это называется градоконсультацией. Весьма трудоемкое занятие, требующее уйму времени и терпения. Что-то навроде игры в бисер. В данном случае это планировочная сетка и набор дагоценностей естественного происхождения, которые впоследствии будут отшлифованы или обрастут грязью, в зависимости от рода жизнедеятельности населенного пункта.

…мыслимые предвидимости творческого пути

Близится час самосовершенствования. Герральдий засучивает рукава, затачивает большое страусиновое перо и обмакивает в чернильницу. Ляп! На чистом листе возникает развалившаяся в собственной самоуверенности жирная клякса:

– С чего начнем?

– В каком смысле? – пытается сообразить Герральдий.

– Смысл прост. Поскольку это мультик, то вы теперь мультиклепатор. А я главное действующее лицо, то бишь продуцер. Я вам сгенерировал идею, а вы теперь воплотите ее в жизнь. Действуйте!

– Допустим, вот так! – Герральдий берет любимую пипетку, втягивает кляксу и водворяет обратно в чернильницу. Клякса шлепается в чернила под дружные язвительные аплодисменты:

– Добро пожаловать в родные шпинаты! – злорадствуют осевшие на дне сливки каллиграфического общества. – Не удалась голливудская карьера?

Из чернильницы доносится злорадный булькающий хохот. Герральдий прикрывает этот кипящий брызгающийся фиолетовый бульон бронзовой крышкой с надписью «Конец фильмам». Неужели же это конец?

– Да нет же, нет! – возмущаются доверики с недовериками, закатывая рукава и затачивая перья.

. . .

Герральдий смотрит в лицо смерти.

– Где-то я уже видел это лицо. Мы случайно не встречались раньше?

Смерть ухмыляется Герральдию в глаза. Ох, нехорошая это усмешка. Неизвестно, кто кого пересмотрит, но Герральдию пора возвращаться. Стрелки уже соединились, и он слышит голос Верики:

– Уауау-а-у-а-уа-уауа… – Пролетает вереница черно-белых хвостиков.

. . .

Герральдий неспешно пропускает титульный лист с заглавием и приступает к разработке. Титульный лист с заглавием, продолжая вальяжно беседовать, занимают почетные места в первой папке.

Далее следует подробное описание причин, оправдывающих отсутствие замысла, среди которых перечислены – литературная блажь, послание к неведомым потомкам и прочие отвлекающие уловки.

В конце следуют два истертых до дыр предложения, которые смог бы прочесть любой мальчишка, читавший в детстве рассказы про сыщиков, пользовавшихся для отвода глаз кипяченым молоком в своих тайнописях. Итак…

Рокочущая ванна наполняется теплым пористым шоколадом. Быстро мелькают заглавные титры, но музыка обуздывает их соответствующим плавному ритму темпом и деликатно расставляет по своим местам. Герральдий смотрит завороженно. Это, безусловно, натуральный «graficuum mobile» – из яшмы, малахита, мрамора и серпентинита, изготовленный заботливыми и добросовестными руками Всеши и Верики. Причудливо движущиеся картины перетекают из одной в другую, удивительным образом оставаясь на месте. Стена бассейнового зала приобретает сангиновый оттенок. Наброски лошадиных и человеческих фигур, части тел, чертежи, растительные узоры, папирусные крылья. На экране высвечивается рельефный торс обнаженного по пояс мужчины с фамильярной наколкой периода возрождения: «Viva Leo!». Герральдий начинает ощущать некоторое смущение:

– Минуточку! Это еще что такое?

Мозаичное панно застывает в кадре.

На подходе час пропесочивания птицы с неугомонным хохолком…

. . .

Когда Герральдий молчит, Верика чувствует на себе пик атмосферного давления. Ей не нравится, когда на ней заостряют внимание. Поэтому Герральдий терпеливо ждет. Время еще пока есть. Верика сбрасывает с себя груз нависшего молчания, поднимается к потолку и взирает на Герральдия чуть свысока:

– А что значит управлять временем?

– Это значит не обращать внимания на часы.

– Зачем же ты окружаешь себя таким количеством циферблатов и стрелок?

– Чтобы целенаправленность происходила с ювелирной точностью. Порой мгновения притираются так плотно, что между ними не просочится даже дух времени.

«Бомм!», пауза, «бомм» и еще раз – «бомм».

– Слышишь! А теперь?

«Боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм…»

Большое сердце теряет очертания.

…неуместная и несвоевременная брань

Герральдий снимает безуголку и выбирает самую удобную в своем положении позицию. Он ложится между небом и землей.

И вот что он отсюда может набдюдать. Поверхности сегодня не видно, и это к лучшему. Левая часть круглого окна плотно закрыта курчавыми серо-голубыми портьерами, а правая половина чистеет прозрачной голубизной, по которой проплывает бледный полумесяц, рожками вниз.

– Целых полмесяца! – изумляется Герральдий.