Вирява (СИ)

Наконец, Перва решительно отправилась к ручью. Она чувствовала, как истончается связь с Лесом, исчезает это уютное ощущение присутствия чего-то непостижимо громадного, затихает неразборчивый шепот мыслей других вряв, до которых захочешь — не докричишься, но они где-то там есть и от этого спокойнее. Когда связь окончательно оборвалась, и Перва ощущала лишь присутствие недовольной сестры, явился страх — впервые за свою короткую жизнь они остались одни, но чужая боль не давала его распробовать, понукая сестёр быстрее унять её.

Около вьющейся вдоль ручья тропинки лежал молодой волк, на его тёмно-серой шкуре чернели следы ожогов, а холка превратилась в сплошную угольную скорлупу. Его дрожащий бок медленно вздымался, и опадал, выдавливая тяжелый хрип из приоткрытой пасти волка. Хвост с белым пятном на конце судорожно подёргивался. Перва осторожно протянулась к волку, коснулась его туманом, ощутила следы смутно знакомого колдовства. Снова нахлынули воспоминания.

Лёгкий ночной ветерок колышет белые шатры, будто светящиеся в лунном свете. Вдалеке, за частоколом, на кронах высоченных до неба деревьев мерцают отблески вражеских костров. Неясно слышится тревожный шепот за спиной. Меж шатров, в темноте под зубчатым краем ограды появляется тёмно-красный огонёк, он растёт и расползается, словно щупальца морского чудовища, ярко вспыхивает, просветив шатры и явив мечущиеся тени людей на их стенах. Шепчущий голос дрожит, плачет молитвой к Матери. В свете бушующего пламени уже не виден частокол. Пламя вытягивается, словно змея, нежно обнимает ближайшую палатку, из неё выбегают люди, что-то крича, а оно ласково гладит их, высаживая ростки огня на одежду, на волосы. Чёрный в объятьях пламени человек бежит, а неестественно длинные языки подгоняют его, будто плетьми, тянутся от него на соседние палатки и других людей. Он уже упал, а волшебный огонь, сохраняя контуры своей жертвы, словно дух человека остался заперт в нём, ещё бьётся в посмертном танце, поджигая всё вокруг.

— Сестрёнка! — окликнула Втора. — Прислушайся, чуешь? Люди, вон там на поляне. Девушка, у неё сильный, но пока бесформенный дух и она очень боится. И ещё мужик, он излучает равнодушие и усталость, дух у него очень старый. Я лечу к ним, кто-то из них явно опалил волка.

Выплыв из леса, Втора увидела неподвижно лежавшую на поваленном стволе огромного дерева испуганную девушку. Волосы её смоляными струями рассыпались по зелёным подушкам мха, на белой рубахе темнели грязные пятна, а подол юбки от колен и до самого низа был измазан, будто девушку волокли за руки. Над ней склонился широкоплечий седой мужчина в сером неприметном зипуне. Глаза девушки то со страхом смотрели на мужчину, то с надеждой искали что-то в чаще леса. Втора не думала прятаться, не каждый человек догадается, что за полупрозрачный клочок тумана выплыл утром на поляну, да и что он сможет ей сделать? Но мужчина что-то почувствовал, повернулся к Вторе, поднял на неё усталое, изрезанное морщинами лицо с глубоко запавшими карими глазами и произнёс:

— Вирява, пожалуйста, оставь нас.

Догадался, — мысленно удивилась Втора — и дух у него странный, похож на блестящий мешок опутанный прожилками корней. Дух имеющий форму бывает обычно у колдунов. Странно, ведь их давно никто не видел, это раньше, когда духа было в достатке, колдуны встречались на каждом шагу. Что же ему тут надо? Хотя, какая разница: раз он обидел зверя, то всё равно должен быть наказан.

— Ты выманил и ранил волка из нашего Леса! — гневно крикнула она. Услышав чужой голос, девушка вздрогнула и тут же притихла, как птица в силке уставшая от борьбы, лишь её глаза заблестели.

— Поройся в памяти, — равнодушно ответил колдун. — Может быть вспомнишь, что твоё дело защищать не глупых собак, вечно сующих свой нос куда не надо, а людей от духа. Вспомнишь, что ты тоже когда-то была изгнателем.

Втора задумалась. В памяти был родной лес, жизнь многих виряв. Где-то в самой глубине, на краю сознания таилось что-то пугающее, связанное с этим словом, но никак не выходило ухватить это. А надо ли? Оно очень-очень старое, уже не важное, нынче важен только Лес, а колдун просто боится и хитрит.

Она первой напала на колдуна, вытянула часть себя в длинную белую плеть и ударила его странный дух. Он обманчиво поддался, раскрылся горловиной склизкого мешка, обнажив своё нутро чёрной дырой. Из него выплеснулась многоголосая волна отчаяния, захватила виряву, закрутила, затягивая её внутрь. Уже наполовину там, Втора увидела внутри мага нечто огромное, похожее на её родной Лес, как иссохшая мумия похожа на живого человека, и от того ещё более страшное. Она закричала, вложив в этот предсмертный крик, всё увиденное и пережитое, предостерегая сестру.