Вирява (СИ)

— Изгнатели твои дух воруют, отчего потом земля пустая стоит. А с тобой надо старое дело закончить. Сестру ты мою убил, Настю тоже, значит и за мной бы пришёл, рано или поздно.

— Что-то у тебя вирява, с памятью. Да и твоя сестра была чудная, уж извини.

Настя задумалась. По всему колдун выглядел усталым, удивлённым, и явно не хотел убивать, да и сестра тогда напала первой.

— Напомни, — неуверенно попросила она.

— Ладно. Много веков назад, по всей земле шли беспрестанные войны. Не то чтобы враги у людей были, нет, просто убивали друг с друга. Людей было много, и постоянно находились причины. Ещё колдуны подзуживали, они в сражениях обычно не участвовали, всё исподволь, хитростью старались делать. Иногда, одни колдуны убивали других, но что толку? Их дух возвращался в природу, и Матерь наделяла им вновь родившихся. Это могло длится без конца, но мы создали заклинание изгнателей и наложили его на себя. С тех пор мы не просто убивали колдунов, а поглощали их дух, скрывая его от Матери. За полвека мы покончили с ними, а потом и с войнами.

— Но изгнатели же всё равно когда-нибудь умирали. Куда девался дух? — Озадаченно спросила Настя.

— Когда изгнатель погибал, его дух поселялся в лесу, это часть заклинания. Дух питался силой леса и одновременно защищал его, создавая виряв, — колдун вопросительно глянул на собеседницу.

Настя поняла его вопрос, но ещё размышляла. Теперь всё стало ясно, кроме одного: почему же колдун не замечает очевидного?

— Мой лес давно сошёл с ума. Может даже с самого начала, как перестал быть человеком. В его памяти остались лишь бессвязные обрывки прошлого и страх всего, что может навредить лесу. Виряв он наделяет безумной, наивной любовью к лесу и его обитателям. Это своего рода тот же страх, просто менее разрушительный. Мне же досталось больше обрывков воспоминаний, они всё время тревожили меня, заставляли думать. Став человеком, я смогла увидеть, что стало с миром, и сравнить с тем, что было. А ты разве не заметил, как за эти века всё пришло в упадок?

Устало прищуренные глаза колдуна раскрылись от удивления. Он посмотрел на измождённого Влада, стоявшего на крыльце, окинул взглядом скрюченные деревья теснившиеся за околицей, словно впервые видел всё это.

— Значит, говоришь, дело осталось, — неожиданно сказал колдун. — Чтож давай его закончим. А то по твоему выходит, что я столько веков зря убивал народ? Вот, погляди на них.

Он выпустил свой дух: огромный, чёрный склизкий мешок, опутанный пульсирующими корнями, поглотил фигуру колдуна, оставив лишь руки. Посередине мешка с низу до верху появилась тонкая, кривая и ещё более темная щель. Она тут же раскрылась чёрным цветком, вывернув нутро и обнажив шевелящиеся наросты, похожие на притороченные подобно трофеям головы побеждённых, уже обезумевших за века одиночества и темноты.

Настя испуганно отшатнулась, увидев нутро. Беспрестанный говор этих наростов напоминал шепот Леса, манил её погрузится в эту пучину, сдаться, растворится. Она вспомнила родной дом, одинокое детство с вечно занятой матерью, страх и боль, когда колдун убивал её впервые, радость людей, которых она лечила. Это всё удерживало её, но этого было мало, она отчаянно звала на помощь. Колдун скрытый духом приближался, занеся нож, готовясь снова нанести удар в сердце.

Серой тенью промелькнул волк, он на мгновение передал ей ободряющее чувство поддержки, и прыгнул. Чёрный цветок духа дёрнулся, словно от толчка, начал заваливаться набок, края его сморщились, конвульсивно заворачиваясь внутрь. Послышался хлопок, животный визг, запахло дымом, горелой шерстью. Настя очнулась от наваждения, вытянула тонкие белые плети своего духа, со всей силы ударила ими уже свернувшийся в мешок дух колдуна. Его дух всколыхнулся, будто пузырь с водой. Следующий удар рассёк чёрный мешок, расплескав его нутро. Настя в исступлении колотила плетьми тающие чёрными хлопьями остатки духа, пока они окончательно не исчезли, прощальным вздохом испустив волну умиротворения.

Во дворе ничком лежал колдун с окровавленной шеей. Он шевелил губами, глазами подзывая Настю. Поодаль, лёжа на боку тяжело дышал снова обгоревший волк, деловито скалясь и виляя хвостом с белым кончиком. Настя подошла к колдуну, села возле него. Его усталое лицо теперь выглядело моложе и даже живее, словно с духом ушла какая-то извечная тяжесть.

— Ты победила меня ещё до начала, заставила меня засомневаться, разгневаться и напасть первым, подобно ребёнку, — он затих на мгновение, собираясь с силами.

Уже почти не слышно он прошептал:

— Наверное, ты права. И спасибо, что не дала мне стать Лесом, — колдун умер.

Настя встала, радостно подошла к Владу, хотела прильнуть к нему, забыться после пережитого кошмара, но он отступил, поднял руки, будто пытаясь защититься от неё.

— Прости, — потупив взгляд, сказал он, — я видел твой дух. Не могу, не могу.