Вирши

1

Стань, человече, внеподвижном кроку
И припатруйсе страшному видоку.
Который ныне в Ерусалим-граде
В безумной стался иудейской раде.
Створене Творца платает на древе
Кресном, же некгдысь Адаму и Еве
Дал древ обфитость в полным утех раю
И древо жизни по едемском краю[118].
От злых потомков за то древо мает
Смерти, кгды на ним разбитый бывает.
О невдячности проклятая злости!
Роде ящорчий, чему без литости
В руках, кторие тебе сформовалы,
Глыбоко гвоздми зделалесь каналы?
Ребра для чого тому пробиваеш,
З ребра от кого товарища маеш?
Ноги святые навылет пробиты
Чи же ходили дорогу, те бы ты
Мелесь до неба, што за крывду маеш,
Чы до Египту знову замышляеш?
Ящорка матце чрево прогризает,
Бы жила в свете[119], а жыд тмы шукает.
Божи бок острием копием пробившы,
Смерти жадает в жизни утескнившы.
Леч мы, о Христе, к тебе припадаем
Жизни и света от тебе чекаем.

2

Обач все створене, як есть умаленны
Пядию котрого неба суть змеренны.
Што едному древу неспростает,
Любо всего на ним себе разстягает.
Што землю море перст его керует,
Под крестом единым для нас днесь сманкует.
Обач небо як распостерт для тебе
Дал для человека, распостер и себе.
Спойзри и ты, земле, над слонце яснейшы,
Же стает от грешных от тебе мернейшы.
Смотри море, реки, яко лист обфите,
Воды, слезы, ношу грешных на свите.
Сумнися, поветре, три краины тобе
Который дал, едного ту не мает в собе.
И огнь поднебесный нехай ся дивует,
Же своей теплоты в творцы незнайдует.
Вси ораз живиолы слезы вылевайте,—
Умер! Без него же нест жизни познайте.
Ты, чловече, над камень твердше сердце маеш,
Же Творцы своего ровне не рыдаеш.
Слонце счернеет, месец в крывавой особе,
Подаются скалы, ты фолгуеш собе,
Земля стогнет, а ты, подобно з жидами,
Раны множиш в теле болшыми ранами.
Если не участник жидовское злости,
Плач Бога твоего з сердечной горкости.
То приятел правы, хто беды зносити
Готов веспол з того познан будеш и ты,
Жесь приятел Христу, кгды будеш рыдати,
Страсти его на свым сердце выражати.

3

Спытай, пелкгриме, хто лежит в тым гробе,
Люб на гробек на хребте писан, прочти собе.
Чти: Иисус Назаринин, царь юдейска рода
До арымафейчына зложеного рода[120].
Маестат, берло, царский знак и шарлат крвавы,
Крест, трость и багряницу, пришелче ласкавы,
Знайдем печать на персех, леч написал чытати
Для характеру злаго не может познати.
Трудно было Иова познати[121] поскоре,
Кгды списал был вредами дявол в свым упоре.
Трудно Христа во язвах от жидов жаданых
Познать крвавым чернилом назбыт залеваных.
Крест за «херсам», «слово» за титло — корона,
Тым способом ест «Христос» напис выражона[122],
Але слово без гласа хто познати може,
Трудно ест зразумети тобе, Христе Боже.
Слонце катапетазма земля посведчает.
Жесь ест слово божые чудми вызнавает.
А прокляты жидовин ругаеться тобе,
Не познавает Бога в чловечей особе.
Але мы, христиане, до ног упадаем,
Бога тя предвечьнаго в плоти вызнаваем.

4

Невинный агнец се лежыт закланый,
За грехи мира Богу в жертву даный.
Сам един здвигнул злости света всего.
Свет весь нездолал, а рамена его
Зиесли ач з трудом и болем немалым,
Бо се узнойли потом аж крывавым,
По кторым ото улегл спочывати.
Што то праца, можеш днесь познати:
Кгды створил свет весь и скончыл работу,
Спочыл в день седмый леч не было поту,
Ани был уснул, а кгды направует
Свет зепсованый пот крывавы снует.
В день шестый уснул, бо латвей зробити
Скуделенный сосуд, нижли направити
Яким ест чловек, для чого не знаем,
Же для нас уснул твердо чему взаем.
Крови не хочем омыти слезами
И ног отерти главы волосами.
Мы агнца того кожды день, и в ночы
Слезми да овча купел будут очи.

5

Бодай бысь земле терней не родила,
Сличная рожа лепей бы не была.
Нижли на Бога зрети пораненна
Тернием острым до мозгу збоденна.
Леч сам велелесь, Христе, ей родити
На казнь Адама люб сам мелесь быти.
Вторым Адамом венцы ся выпелнило
В тобе первому, што се назначыло.
За Исаака козел зготованый
Богу на жертву тернем затрыманый[123].
Ты, Христе, за всих рачилесь терпети,
На главе терне надлежало мети.
Але гды ости тебе проникают
Всех сердца наша напол умирают.
Мдлеют, кгды ты всих жывот сомдлеваеш.
Мрак в слонцы же ты навеки складаеш.
Ктож весол будет? — сами плачут неба,—
Тренов, ляментов на тот акт потреба.
Зачни плач ревный, кому Бог есть милый:
Арфа при арце, трен до той могилы[124].
Трен главе, а трен сердцу подобает,
Кгды в труне в терню трону всих глава мает.

6

Што то за рожа в терню руменеет?
Што за пурпура в гробе червенеет?
Обач, чловече, если ме купина
Горит, видена през Аврамля сына.
Зложи сапоги греховные злости
Так прийди смеле до оптертых кости,
З сукри и тела, а тернь покравленный
Обачыш, яко дров святое запаленны
Купина в теле, леч огнь угашает,
Кгды и душа з телом, ах страх, разлучает.
Мноство греховных вод тому причина,
Же згасла светлость плоти Бога сына.
Ровный полудню стался пулноч праве:
Хто видел, обач, познай по поставе.
Познай, матко, чы того ж родила,
Чы то ест Исус, спытай Гавриила[125].
Тые ли уста, солодшые слова
З себе пущалы, ниж мед гортань Львова?
Чы тые руки хорых исцеляли,
Тые ли рызы крвоток гамовали?
Рекнете тые, а сам в крви, пытаю,
Чему и в язвах врага оглядаю.
Уста посмяглы, чеж не мовит слова?
Ах, для нас грешных в ним устала мова.
А мы што ж будем к нему глаголати?
Гойне, бы воскресл, слезми полевати.
Метко жалосна, полно жалю мати,
Якось так тяжны боль могла стрымати,
Кгды як Израиль крваву шату[126] сына
От сынов приял, ты от Никодима[127]
На руцы Христа своего принялесь,
От зверов диких пошарпана всего.
Матки, уважте, яка радость была,
Мария раны кгды Христа личила.
Як очи слезы гойно вылевали,
Кгды в раках очей Христовых шукали,
Як рэнки модно осцем посекала,
Кгды острость торней з костей выточала,
Злиплые кровью розберала власы,
О як рыдала жалосными гласы!
Кгды омывало пречистое тело,
Болш, ниж водою, слезми, рекну смело.
Кгды во гроб клала, што были за слова:
Ах, ах, ах, сыну! юж и я готова
На смерть с тобою, чему и оставляеш,
На боль, на лямент, на плач мя выдаеш!
А в таком жалю ей потеха была,
З цными невесты што слезы делила.
Вы, цные жены, чему так суровы,
Чем з Мариею плакать не готовы?
Блажен, хто плачет ныне з Мариею,—
Будет причастен утех в небе с нею.

7

Спытай, чловече, хто тут похованы.
Скарб ест положен неошацованы —
Свет весь, котрым откупил Бог собе
В скрини то лежит, а не в темном гробе.
Ныне на крестной шали отважены,
За тридцать сребных усюды куплены[128].
Хто хочет, может и тоней купити
Без сребра, за слез источник обфитый.
Ангельским хлебом Христос нареченны,
На столе пре то гробным положенны.
«Источник живый» он ся называет.
Хто жаждет, нехай к нему се зближает.
Снопу пшеницы чрево прировнано,
Як цепы пре то бичми вышлачано.
Гроздь зрелы он есть, под камень вложены,
Абы як прасом могл быть вытиснены.
Хто прагнет вином тем веселым быти,
Треба до грозду уста прытулити.
Дай кожды сердце за Винницу ему,
Утешай в жалю Марию девицу.
Поможи плачу при том то погребе,
Абы ся утешил вечне потым в небе.